Полезные ископаемые есть в зоне степей



Стратегия

Добыча и транспортировка полезных ископаемых (включая углеводороды) – один из важнейших факторов, угрожающих сохранению степей в большинстве наших стран. Важная особенность: горнорудная, угольная и нефтегазовая промышленность часто развивается как раз в тех регионах и на тех территориях, где по причинам экстремальности климата, засушливости и пересеченности рельефа риск распашки степей был относительно невелик. В том числе, это последние крупные регионы, где степи еще сохраняют доминирование в ландшафте и используются в традиционном режиме кочевого и полукочевого скотоводства. Монголия, автономные районы Китая, Внутренняя Монголия и Синьцзян, российские республики Тыва, Алтай и Бурятия – во всей горно-степной области Внутренней Азии, мало пригодной для земледелия, горнодобывающие компании представляют особенно серьезную угрозу степным экосистемам.

Практически любая разработка недр подразумевает прямое уничтожение природных экосистем. Шахты, карьеры, отвалы, запруженные и отведенные в каналы реки существенно меняют ландшафт, вызывая изменения экосистем в масштабе целых водосборов и речных бассейнов. Сеть инфраструктуры добывающей промышленности (автомобильные и железные дороги, газо- и нефтепроводы, ЛЭП и прочие коммуникации, вахтовые поселки и др.) опутывает еще более обширные территории, фрагментируя степные массивы и популяции уязвимых видов, становясь постоянной угрозой для диких животных. Даже в штатном режиме добыча и первичная доработка ископаемого сырья часто являются мощным источником загрязнения воздуха и природных вод, отравой самого разного рода (включая чрезвычайно ядовитые соединения тяжелых металлов, диоксины, цианиды и пр.), пылью (нередко также ядовитой), а также шумового и теплового загрязнения. А ведь на этом производстве нередки аварии и катастрофы…

Конечно, это становится проблемой и для людей, вся жизнь которых была тесно связана со степными экосистемами – местных скотоводов. Деятельность горнодобывающих и нефтегазовых компаний очень плохо совместима с традиционным кочевым скотоводством. Помимо общей порчи природной среды и деградации экосистем возникает множество специфических конфликтов: местных жителей сгоняют с земли, маршруты кочевок перерезаются элементами линейной инфраструктуры и закупориваются промышленными объектами, портятся или становятся недоступными жизненно важные источники воды. В результате на огромных территориях прекращается многовековая практика использования центральноазиатских степей кочевыми скотоводами. Экологические эффекты этого многообразны и неоднозначны. Но если утрата степных экосистем и связанных с ними видов волнует, чаще всего, только немногочисленных природоохранников, то грубое вмешательство в жизнь местного населения чревато социальным взрывом с непредсказуемо глубокими политическими последствиями. Весна 2011 г. дала два показательных примера, как это может быть.

В аймаке Шилингол Внутренней Монголии местные монголы-скотоводы отчаялись найти управу на угледобывающую компанию и самовольно перекрыли путь грузовикам, вывозившим добытый уголь напрямик от угольного разреза через степное пастбище. Ожесточение с обеих сторон было велико и привело к трагедии. 11 мая 2011 г. разозленный водитель многотонного грузовика сознательно сбил одного из пикетчиков. Пять дней спустя в том районе произошла еще одна вспышка насилия, местные жители штурмовали угольную шахту, в ходе массовой драки один человек был убит и 14 ранено. За этими событиями последовали массовые волнения, в несколько дней охватившие практически весь аймак. В местном хошунном центре Узэмчин и соседнем Шулунхух, в аймачном центре Шилинхот и даже в столице Внутренней Монголии городе Хух-Хото прошли демонстрации скотоводов, студентов и старшеклассников, неизменно заканчивавшиеся (а часто и предварявшиеся) столкновениями с полицией. Затем основные дороги были перекрыты военными, в города введена военная полиция, отключен Интернет, в школах и вузах отменены занятия. Волнения, видимо, были усмирены. Точная картина пока неясна, но в протесты явно были вовлечены многие тысячи людей, число полицейских и солдат, занятых в их подавлении – видимо того же порядка. К чести партийных и государственных властей, они заняли достаточно взвешенную позицию. Работа угольного разреза возле которого погиб пикетчик, приостановлена впредь до окончания разбирательства и устранения нарушений. Угольную компанию обязали выплатить местным пастухам компенсацию за проведение дороги через пастбища (1,5 млн юаней*) и обеспечить регулярный противопылевой полив дороги (на сумму в 900 тыс. юаней ежегодно). В своих выступлениях руководители автономного района признали серьезность экологических проблем и обещали обеспечить общественное участие в контроле за угольными компаниями и гласность в принятии решений. В Шилинголе проведена срочная проверка угледобывающих предприятий, после которой работа четырех из них прекращена и еще 34 приостановлена.

Значит ли это, что история благополучно завершилась? Разумеется, нет. Проблема в данном случае не может быть решена ни более строгим контролем, ни компенсациями. Приоритет развития Внутренней Монголии　– угольная и горнорудная добывающая промышленность, углехимия и теплоэнергетика – в таких масштабах, что это не оставляет места традиционному скотоводству и собственно самим скотоводам. Крупные массивы степных экосистем здесь, видимо, тоже перестанут существовать. Объем добычи угля в одной Внутренней Монголии в 1,5 раза превышает всю добычу России, Украины и Казахстана вместе взятых (соответственно, 780 млн т против 323, менее 90 и 103,5 млн т в 2010　г.). При этом на период 2010–2020 гг. в автономном районе запланирован рост площадей карьеров и промышленных объектов в 10 раз (!)　– до 300 тыс. га. Ради развития добывающих отраслей тут и сейчас перебрасываются реки и отчуждаются пастбища; можно представить, что будет при десятикратном увеличении мощностей. Помимо прямой потери земель, скотоводы вынуждены концентрировать скот на оставшихся пастбищах. Это приводит к усиливающемуся скотосбою, который дополняется растущим промышленным загрязнением и опустыниванием вследствие нарушения гидрологического режима территории. Для местных жителей это означает все большее ухудшение условий и разрушение привычного способа жизни – видимо, неизбежны новые протесты, и чем закончится это противостояние – предсказать трудно.

В Монголии прошлый год ознаменовался борьбой общественных организаций за принятие закона «О запрещении разведки и добычи полезных ископаемых в истоках рек, водоохранных зонах и на лесных землях». Хотя степи в названии не упоминаются, закон затрагивает их не менее, чем лесные и водные экосистемы. Дело в том, что лицензиями на разведку и разработку месторождений покрыто уже более 70% территории Монголии. Крупные высокотехнологичные добывающие предприятия в стране пока почти не строятся, зато многие тысячи мелких фирмочек, артелей и одиночных старателей занимаются добычей россыпного золота – прежде всего, в долинах рек (а для Монголии это означает – и в лесах, ибо большинство лесов – долинные). При этом долины беспощадно перекапываются, применяются варварские способы отделения металла, отравляющие водотоки на десятки километров вниз по течению. Для местных кочевых скотоводов это означает опять-таки потерю степных пастбищ, потому что возможность их использования полностью зависит от наличия воды. При существующем в Монголии завышенном поголовье скота ощутимое сокращение доступной для выпаса площади означает пропорциональный рост пастбищной нагрузки на оставшиеся территории – и, как следствие, расширение скотосбоя и опустынивание. Это не говоря о том, что чувствуют люди, вынужденные покидать родные места, ставшие непригодными для их жизни. Закон разрабатывался и продвигался на фоне множества столкновений скотоводов с горнорудными компаниями и старателями.Закон в итоге приняли, но исполнительные власти не торопились его выполнять. Водоохранные зоны не утверждались, разграбление речных долин продолжалось. Еще летом и осенью 2010　г. это привело к инциденту со стрельбой по технике горнодобытчиков и к попыткам самовольно остановить работу золотодобывающих компаний в аймаках Селенгэ и Хентэй. Только после этого правительство в соответствии с принятым законом приостановило (но не аннулировало) первые 254 лицензии.

Общественное Движение в защиту рек и озер обратилось в суд с иском против правительства, которое, по мнению истца, саботировало выполнение закона. Процесс продвигался трудно, и 15 марта 2011 г. суд полностью отказал в удовлетворении иска. При этом представитель Министерства минеральных ресурсов и энергетики заявил, что правительство не намерено требовать от компаний возмещения экологического ущерба. В ответ 19 апреля 2011 г. в столице страны Улан-Баторе прошла конная демонстрация скотоводов в поддержку Движения. Предыдущие подобные демонстрации разгонялись полицией, но конников разогнать не так просто, как пеших людей. Это шествие завершилось появлением на центральной площади – прямо перед зданием Парламента – юрточного лагеря протеста. В конце мая лагерь переехал из центра на окраину города, но противостояние продолжается　– протестующие стреляют из луков по дому правительства, перекрывают вход в здание и препятствуют проезду высших чиновников. Движение подало новый иск, рассмотрение которого назначено на 8 июня. И вновь: каким будет развитие истории　– предсказать невозможно, но очевидно, что это событие политическое и весьма заметное в масштабах страны.

В российской части Внутренней Азии масштабы конфликтов с горнодобытчиками значительно скромнее, но тенденции похожи. На Алтае, в Туве и Бурятии также выдано немало лицензий на разведку и добычу полезных ископаемых в горно-степных ландшафтах. Горнодобывающие компании ведут себя там так же беспардонно, как их коллеги в Китае и Монголии. И хотя в этих республиках ситуация с использованием степных пастбищ значительно отличается от той, что сложилась в обеих Монголиях, освоение месторождений точно так же сопровождается ущемлением прав местного скотоводческого населения, утратой традиционных кочевых маршрутов и пастбищных угодий. Это значит, что и здесь возможны ситуации, когда уничтожение степных экосистем оборачивается политическим кризисом.

Это, как минимум, не должно стать неожиданным.

И. Смелянский, редактор СБ

* 10 юаней = 1,09 евро.

Наверх

4,602 просмотров