Полезна ли она хоть кому нибудь

Записал Андрей Бабицкий. Rose-Lynn Fisher / Courtesy artist and Craig Krull Gallery, Santa Monica, California.

Ученые пока не вполне понимают, что заставляет людей заботиться о других. С одной стороны, некоторые люди удивительно щедры. Американцы отдают на благотворительные цели 2% ВВП страны. Если судить по этой цифре, они много думают о незнакомых людях. В то же время щедрые люди очень часто не имеют ни малейшего представления о том, как эффективно кому-то помочь. Например, только 3% благотворителей заявляют, что жертвуют деньги на ту или иную программу, основываясь на данных об эффективности возможных альтернатив. Не жертвуют, заметьте, а только заявляют. Это настолько привычно, что даже нашло отражение во многих языках, где «добрые намерения» служат эвфемизмом для «недостатка информации». Но если у людей и вправду хорошие намерения, что мешает им получить побольше информации?

В большинстве своем экономисты придерживаются взгляда, что дарители хотят быть эффективными, но им трудно найти нужную информацию. Если вы хотите пожертвовать небольшую сумму, то вы потратите на исследования эффективности больше, чем готовы были отдать. Кроме того, информация об эффективности — это общественное благо, которое трудно производить. Сотрудники НКО не всегда заинтересованы в том, чтобы широко рассказывать о тонкостях своей работы, и вовсе не по злому умыслу, а из стратегических соображений. Чтобы решить все эти проблемы, сейчас создается множество организаций, изучающих эффективность благотворителей.

Уже довольно давно экономист Джеймс Андреони предположил, что люди жертвуют деньги на добрые дела не только потому, что хотят реально улучшить кому-то жизнь, а потому, что хотят чувствовать удовлетворение от собственного хорошего поступка. Он назвал это чувство warm glow (теплое свечение). Иными словами, жертвователи не всегда хотят быть эффективными; иногда они всего лишь хотят думать, что эффективныЕсли предложить людям жертвовать средства с условием, что на каждый их доллар одним долларом меньше дадут другие спонсоры, большинство согласится, хотя с точки зрения эффективности это совершенно бессмысленно.. Это соображение едва ли выглядит очень оригинальным, но из него есть множество важных и неожиданных следствий.

Слезы печали

Мы все понимаем, что восприятие и действительность — это совсем не одно и то же. Представьте, например, что мы размышляем, дать ли денег на еду для голодающих африканских детей. Теперь представьте, что вам стало известно, что организация, которая этим занимается, коррумпирована. Существенная часть ваших пожертвований была растрачена. Естественно, ваше удовлетворение от сделанного доброго дела уменьшится. Но верно и обратное: если вы не узнаете о растрате, вы будете продолжать чувствовать удовлетворение от того, что сделали мир лучше, хотя на самом деле не сделали. Ваши альтруистические предпочтения не могут всерьез относиться к детям на другом континенте, потому что их жизнь находится за пределами вашего опыта. Котируется только восприятие. И это ставит перед нами интересный вопрос: как люди будут делать выводы в мире, в котором восприятие сильнее реальности?

Я построил простую модель благотворительности. В ней действует один жертвователь, который не знает заранее, насколько эффективна будет его помощь, и один получатель помощи. После того как деньги были пожертвованы и потрачены, благотворитель — с некоторой вероятностью — ничего не знает о том, насколько эффективна была помощь. Например, он дал денег благотворительной организации и не получил про нее никаких новостей. При таком дефиците информации он вынужден сам интерпретировать ситуацию. Скорее всего, он выберет интерпретацию, которая ему выгодна. То есть решит, что плохие новости не укрылись бы от его внимания и их отсутствие — верный знак, что организация не ворует.

Работает этот эффект, естественно, только в том случае, если у жертвователя остается неопределенность. Поэтому, помогая, скажем, соседу, человек будет принимать решения в зависимости от того, пошла ли его помощь впрок. Но если речь идет о международной помощи, поведение жертвователя будет мало зависеть от эффективности пожертвований.

Самое важное следствие гипотезы состоит в том, что человек, дающий деньги на благотворительность, просто не хочет знать, что произошло с его средствами после пожертвования. Если он выяснит случайно, что его деньги были разворованы, он будет чувствовать себя хуже, потому что ему будет труднее убедить себя, что он сделал что-то хорошее.

Базальные слезы

С другой стороны, он захочет узнать какую-то информацию заранее, чтобы застраховать себя от подобного разочарования. Например, он захочет узнать, с какой вероятностью благотворительная организация вляпается в скандал. Критики часто говорят, что благотворительные организации слишком мало озабочены оценкой собственной эффективности и доступной сравнительной информации по разным организациям просто не существует. Вполне вероятно, что это не недоработка с их стороны, а эффективная маркетинговая стратегия. Интересы жертвователя и посредника совпадают: они оба хотят верить, что средства будут потрачены эффективно, и значит, любая дополнительная информация на этот счет скорее повредит, чем поможет. Не желая строить свой маркетинг на эффективной работе, благотворительные организации часто используют рекламные кампании, описывающие страдания и нужду. Это объясняет явление, которое в профессиональных кругах называют «порнографией бедности» — запоминающиеся фотографии, которые изображают сцены крайней нужды. Вообще, благотворительные деньги гораздо чаще собирают, описывая проблему, а не пути ее решенийИзучив международную статистику за 2000−2010 годы, исследователи из Университета Эразма в Роттердаме выяснили, что размер пожертвований, направляемых людьми на места природных катастроф, зависит от числа погибших людей, но не от числа пострадавших. Это говорит о том, замечают ученые, что жертвователи ведут себя не вполне рационально: умершим помощь не нужна, она нужна живым..

Вот еще одно следствие модели: если человек хочет верить, что его пожертвования сделали мир лучше, он будет рад каждому напоминанию об этом. Может быть, поэтому люди гораздо чаще жертвуют деньги на решение проблем, от которых пострадали их близкие. По той же причине, вероятно, благотворительные организации тратят столько средств на благодарственные письма, постоянно напоминая людям про сделанные ими пожертвования. Наконец, моя модель помогает понять, почему благотворительные организации часто призывают думать о пожертвованиях как о конкретных, легко запоминающихся объектах («купите корову бедному крестьянину»), в то время как на самом деле доноры не могут определять, куда будут потрачены их деньги (и мелкий шрифт это признает).

В экономике есть эксперимент под названием «Диктатор»: участнику опыта предлагается поделить $10 с незнакомцем, который не может повлиять на раздел суммы. Хотя теоретически все испытуемые могли бы совершенно безнаказанно забрать себе всю сумму, они редко поступают так на деле. Мои коллеги предложили участникам этого эксперимента потратить один доллар из десяти, чтобы узнать, с кем они делят деньги — инвалидом или наркодилером. Только треть испытуемых согласились на это. В жизни люди ведут себя так же, как и в лабораторном эксперименте. Фирма Hope Consulting проводила исследования общественного мнения и выяснила, что люди действительно исходят из благонамеренности и эффективности благотворительных организаций (по меньшей мере известных), если те не становятся героями скандалов.

Все сказанное выше относится, как ни странно, не только к частным благотворительным организациям, но и к большим институтам развития. Например, Всемирному банку потребовалось больше 50 лет, чтобы опубликовать первую оценку эффективности финансируемых им программ. Американское Агентство международного развития (USAID) заказывало такие исследования в 1970-х и 1990-х, то есть очень редкоСогласно расчетам экономиста Уильяма Истерли, к 2006 году общий объем средств, выделенных институтами развития странам третьего мира, достиг $2,3 трлн. Ежегодно эта сумма увеличивается больше, чем на $100 млрд. . Тут дело, конечно, не только в желании верить в лучшее, но и в разных политических вопросах. Но в любом случае полезно помнить, что мы тратим деньги на незнакомых людей совсем не так, как на себя самих.

В 2011 году мы открыли собственную благотворительную организацию под названием GiveDirectly. Принцип ее действия очень прост: мы находим в Кении дома, сделанные из глины и сломы, — исследования показывают, что это надежный признак бедности. Затем мы берем у хозяина дома номер мобильного телефона (а если его нет, даем ему сим-карту). После чего переводим на этот номер некоторую сумму денег. Когда мы начинали свою деятельность, нас спрашивали, не курим ли мы крэк: в мире благотворительности прямые денежные трансферы считаются страшной ересью. Но через два года наша организация заняла второе место в авторитетном рейтинге GiveWell.

Получатели, конечно, могут потратить наши деньги не эффективно, но они их потратят хотя бы на себя. В этом смысле мы застрахованы от посредников, которые, во‑первых, тратят много средств на фандрайзинг, административную деятельность и прочие нужды, а во-вторых, не факт, что эффективны. У нас все гораздо проще: 5% идет на поиск нуждающихся, 3% — на перевод денег, 92% поступает напрямую на счет.

Кроме того, мы проводим массу исследований. Отчасти это помогает нам быть уверенными, что наша помощь действительно дает результат. Недавно были опубликованы результаты рандомизированного контролируемого исследования: мы объявили об его старте заранее, чтобы лишить себя возможности скрыть неудовлетворительные результаты. К счастью, результаты оказались оптимистичные; прямые трансферы улучшают несколько важных показателей уровня жизни. Это было показано не только у нас в Кении, но и в других местах. Без таких экспериментов мы никогда не узнаем, что на самом деле помогает покончить с бедностью и как сделать международную помощь эффективнее. А это нужно делать, если мы хотим помочь, а не испытывать удовлетворение от того, что мы сделали доброе дело.

По хештегу #зож инстаграм выдает более 11 млн публикаций, а вот #рейву достались скромные 19 тысяч — здоровый образ жизни все настойчивее подминает под себя едва ли не главное развлечение молодежи с момента падения СССР, которое можно описать словосочетанием «качественный угар». Редеют ряды тусовщиков, заставших беззаботные девяностые и гламурные нулевые: никакой FOMO (fear of missing out — «страх что-то пропустить». — Esquire) уже не гонит их на танцполы. «В понедельник на работу, да и здоровье уже не то», — разводят руками они. Вместе с тем здоровье и работа не мешают им же бегать по десять километров в день или регулярно посещать спортклуб. Дело, конечно, не в том, что поход на танцы требует каких-то особых ресурсов организма. Просто танцпольные марафоны и ЗОЖ находятся по разные стороны баррикады — рейв всегда был про веселье, которое никак не вязалось с постулатами здорового образа жизни, кажется, полностью захватившего современные умы.

Конечно, во все времена на собственное здоровье мало кто был готов наплевать, но в «дозожные» времена одним из любимых развлечений заядлых рейверов были домашние афтепати, где между шотами ред-булла с водкой обсуждалось, какая минеральная вода полезней и чем прекрасна йога. Тогда и главной отечественной ЗОЖ-диковинкой был диджей List, который прославился не только своими крышесносными сетами, но и тем, что «ничего не курит, не пьет и не принимает, потому что кришнаит».

Сейчас таким воздержанием гораздо сложнее удивить — в Штатах последние годы набирают популярность вечеринки Daybraker, которые начинаются в пять утра. Там нет алкоголя, а вместо запрещенных препаратов тусовщики берут с собой шагомеры и после «отрыва» идут на работу или учебу. Уже и в ночном клубе часто встречаешь старого знакомого с бутылкой воды вместо бокала: когда-то вы вместе висели на барной стойке в ожидании очередной, явно лишней текилы-бум, а сегодня у него фитнес-трекер. Повальный интерес к ЗОЖу, как ни странно, вызывает скепсис у врачей. Одним приходится латать мениски, полетевшие от внезапного увлечения марафонами. Другим — работать с расстройствами пищевого поведения разной степени тяжести. Термин «орторексия», обозначающий навязчивое стремление к «здоровому образу жизни и правильному питанию», еще в 1997 году был предложен американским врачом Стивеном Бретменом. И несмотря на то что официально болезнью орторексия пока не признана, все больше специалистов готовы признать ее таковой — люди перестают нормально питаться, но не ради стройности, как было с анорексией, а во имя здоровья.

Суперфуды вместо привычных продуктов, смузи вместо завтрака, свекольный квас вместо бокала сухого красного — все это появляется в жизни современного человека, если он решает заняться своим здоровьем. Врачи при этом не устают твердить, что перемолотые блендером фрукты с точки зрения биохимии для пищеварения гораздо хуже, чем пережеванные, а активные кардионагрузки посреди загазованных проспектов —сомнительный способ оздоровления. Идея существования суперфудов вообще смахивает на грамотный маркетинг, о чем тоже говорят специалисты: пока в России скупают очередные заморские семена долголетия, в Штатах суперъедой объявили гречку.

«Во всех новомодных идеях о питании и долголетии поиски чудесного граничат с безграмотностью. Когда пациент говорит, что не ест, например, помидоры, потому что в них содержатся вредные лектины, я первым делом задаю вопрос, что это такое. Пока еще ни один пациент не смог ответить достаточно внятно, — рассказывает Франческо Маротта, гастроэнтеролог знаменитой оздоровительной клиники Анри Шено. — В помидорах и правда лектины, а еще множество необходимых витаминов и ликопин. Смысл не в том, чтобы исключить тот или иной продукт навсегда, а в умеренности — и работает он во всем».

Отсутствие умеренности удивительным образом роднит нездоровый образ жизни со здоровым. Кардиологи напоминают, что сердечные приступы гораздо чаще случаются в спортивных залах, чем на танцполах — то есть там, где люди укрепляют, а не растрачивают собственное здоровье. Едва ли не главный совет начинающим фитнес-адептам — привыкать к нагрузкам постепенно, не бросаться сразу тренировать все, тягать самое серьезное железо и бегать в спортклуб семь дней в неделю. Точно так же мало кто посчитает полезным ежевечерний поход в бар, но едва ли будет утверждать, что в паре бокалов вина кроется верная смерть.

Одной из наиболее частых причин для похода в клуб или бар люди называют стресс — хочется встряхнуться, снять напряжение. Специалисты считают стресс одним из ключевых факторов, влияющих на развитие многих недугов, включая рак и диабет. И в отличие от поклонников ЗОЖа врачи не уверены, что бесконечный контроль над тем, насколько полезна пища, приносит меньше вреда, чем периодический поход на вечеринку, которая позволяет расслабиться. С точки зрения биохимии и процессов, которые запускаются в организме, телу все равно, нашли вы тысячу рублей или потеряли — стресс и нагрузка на системы жизнеобеспечения будут примерно одинаковыми. Именно поэтому люди часто заболевают в отпуске: сказываются изматывающий перелет, нервы, незнакомая пища и климатический скачок. Вместе с тем эмоции, которые мы испытываем в отпуске, играют далеко не последнюю роль — в случае с «хорошим» стрессом они служат своего рода амортизатором, который позволяет частично нивелировать нагрузку. Как от хороших известий инфаркт случается реже, чем от плохих, так и веселье на час, похоже, полезнее тоски на день, пусть и за тарелкой органического кейла.

Впрочем, не все фанаты ЗОЖа одинаковы. Есть и те, кто ищет способы совмещать оба подхода. Дмитрию 23, пару лет назад он окончил Британку, работает дизайнером в небольшом рекламном агентстве, одевается во все черное и разбирается в крафтовом пиве и электронной музыке. Кроме того, он биохакер. «В прошлом году я прочитал книгу Дейва Аспри Head Strong (в российском переводе она вышла под названием «Биохакинг мозга». — Esquire), и некоторые вещи срезонировали: ко всем процессам в организме можно найти ключ и адаптировать их под себя — настроить организм с помощью питания и добавок. Я подумал, что благодаря нехитрым приемам можно сделать так, чтобы любая тусовка прошла незаметной для здоровья. К важной вечеринке я начинаю готовиться примерно за неделю: принимаю магний и другие электролиты, омега-3 и триптофан, из которого образуется гормон радости серотонин. Обязательно добавляю в рацион ежедневные пробиотики для укрепления микрофлоры, ем побольше всяких ферментированных овощей — больше всего я люблю корейскую капусту кимчи. За два дня до вечеринки варю крепкий костный бульон, который пью за сутки до и сутки после вечеринки. Уходя на тусовку, принимаю ферменты для печени и поджелудочной. А после вечеринки, как проснусь, — принимаю ванну с магнием. Могу легко тусить все выходные, а в понедельник чувствовать себя нормально. К тому же я регулярно делаю анализ крови и слежу за состоянием здоровья».

Пока специалисты воздерживаются от комментариев, насколько в принципе эффективен и оправдан такой подход, наука еще не обнародовала четких доказательств того, что Дейв Аспри и его последователи действительно хакнули систему с помощью минеральных добавок и пуленепробиваемого кофе (кофе, взбитый со сливочным или кокосовым маслом, который якобы способен вывести мозг на новый уровень производительности). «Биохакинг — соблазнительная идея, но пока что против генетики, что называется, не попрешь. Конечно, регулярно сдавать анализы, следить за уровнем микроэлементов — скорее хорошо, чем плохо. Но пока точно не доказано, что с помощью БАД и питания можно на 100% компенсировать вред от употребления алкоголя, наркотиков и того же табака, — комментирует диетолог-эндокринолог Мария Лапенкова. — Истории про дедушку, который всю жизнь курил как паровоз, пил как сапожник и умер в 98 лет, касаются как раз генетики — кто-то может так, а кто-то питается идеально, ложится спать в 10 вечера и закаляется всю сознательную жизнь, а путь свой заканчивает в самом расцвете сил от инсульта. И даже тест на генетическую предрасположенность не даст вам четкого ответа, когда и отчего вы умрете, а благодаря чему проживете сто лет. По крайней мере, пока». Значит, нет смысла переживать, насколько идеален ваш образ жизни, но лучше почаще следовать принципу умеренности, с которым согласны, кажется, все: радость от жизни гораздо полезнее тоски по идеалам.

Ирина Урнова