Почему небольшая инфляция может быть полезной

Многие именитые экономисты признают профессионализм команды Банка России в непростой экономический период. Центробанк, пожалуй, самый технократичный и эффективный элемент управления экономикой страны. Это может объясняться в том числе хорошим пониманием экономической наукой механизмов работы монетарной экономики в отличие от механизмов ускорения экономического роста, которые остаются поводом ожесточенных дебатов. Кроме того, решения об изменении монетарных показателей принимаются небольшим количеством высококвалифицированных профессионалов и не нуждаются в громоздкой имплементации на местах (сравните сложность исполнения решения об изменении ключевой ставки со сложностью надзора над исполнением закона о запрете курения в общественных местах). Так или иначе ряд эффективных решений ключевых лиц ЦБ трудно переоценить: им удалось избежать банковского кризиса, приумножить золотовалютные резервы, очистить банковскую систему и притормозить оттоки капитала, несмотря на сложнейшие экономические условия и некоторую политическую сложность принятия данных мер.

Особенным достижением считается снижение инфляции до 4% в год или даже ниже. Как результат многие экономисты прогнозируют экономический бум вследствие снижения инфляции. Действительно, если за инфляцией снижаются и ставки по кредитам, не благо ли это для компаний, нуждающихся в инвестициях, и для граждан, планирующих брать ипотеку?

Но не все так просто. Для экономических агентов, занимающих деньги в долг, важна реальная, а не номинальная ставка по кредиту. Реальная ставка рассчитывается как номинальная ставка минус ожидаемая инфляция. То есть, к примеру, если ожидаемая инфляция составляет 15% и ставка тоже 15%, то компания ожидает увеличения выручки в следующем году на 15% исключительно за счет роста цен на свою продукцию без увеличения объемов продаж. Физическое же лицо может ожидать индексации зарплаты на 15% только ввиду общего роста цен. В итоге это увеличение выручки или зарплаты может быть направлено на погашение процента, и в реальном выражении компания или физическое лицо заплатят по кредиту 0%. Такая ситуация наблюдалась в России в нулевых и до 2014 г.: процентная ставка по кредитам была высока, но инфляция часто была сравнима со ставкой, и в результате кредиты были не настолько дорогими, как могли казаться с первого взгляда на номинальные ставки. Что же изменится, если инфляция и ставка снизятся до 4%? Правильно – ничего: реальная ставка не изменится, а значит, не будет и дополнительного стимула занимать и инвестировать.

Более того, снижение инфляции при сохранении ставок имеет негативный краткосрочный эффект: зарплаты и цены на товары производителей индексируются все меньше, а процент по кредиту остается значительным. Такая ситуация наблюдалась после 2014 г., когда реальный процент резко вырос примерно с 0 до 4–5%. За счет снижения деловой активности в результате дорогих кредитов и произошло замедление инфляции. Но это достаточно дорогая цена, тем более в такой трудный для страны период. К примеру, во время борьбы с инфляцией в США в начале 1980-х гг. ФРС тоже поднимала реальные процентные ставки в экономике, но только до уровня 2–3%. Но эта цена платится один раз, а выгода от снижения инфляции распространяется на длительный период времени. Таким образом, в краткосрочной перспективе политика снижения инфляции ведет к замедлению экономического роста, а в долгосрочной перспективе реальная процентная ставка не меняется.

Неужели экономисты ошибаются, ожидая экономический бум из-за снижения инфляции? Не обязательно. Да, прямого положительного эффекта от снижения инфляции и ставок не ожидается, но благотворное влияние на экономику будет происходить через другие каналы.

Во-первых, практика показывает, что чем выше инфляция, тем выше ее волатильность. Таким образом, снижение инфляции снизит риски инвесторов и кредиторов, так как они будут более уверены, что заплатят и получат ожидаемый реальный процент. Это способствует более долгосрочному планированию, которого нашей стране во многом не хватает, а значит, стимулирует инвестиции и экономический рост. Однако большого эффекта тут ожидать не стоит: инфляционные риски – это не бутылочное горлышко, ограничивающее долгосрочные инвестиции в России. Отсутствие инструментов долгосрочного фондирования, макроэкономическая нестабильность из-за зависимости экономики и курса валюты от цены на нефть и геополитические риски осложнения отношений с западными странами – это куда более важные ограничители. Во-вторых, более низкая инфляция позволит лучше распределять ресурсы в экономике: покупатели и производители лучше будут понимать реальные цены в экономике. Значение обоих этих эффектов признал недавно и министр экономического развития Максим Орешкин.

Но экономисты отмечают, что эффект для экономического роста от снижения инфляции наблюдается только до уровня порядка 10%, а дальнейшее снижение дает очень скромный эффект или вовсе его не имеет: таким образом, чуда ждать не стоит.

Более того, экономический рост возможен и при достаточно высокой инфляции – в случае если ускорение роста происходит вследствие прежде всего структурных изменений, а не из-за калибрования монетарных показателей. Так, экономика Южной Кореи в 1970–1980-х гг. росла в среднем на 10% в год, несмотря на инфляцию в 15–30% в год. В России же до сих пор большинство ключевых позиций в экономическом блоке занимают специалисты по макроэкономике и монетарной политике, в то время как сейчас стране нужны профессионалы, понимающие экономику на микроуровне. Необходима перенастройка системы стимулов для предприятий и населения, реформа образовательной системы для соответствия требованиям глобального мира, государственная координация создания высокотехнологичных отраслей. В противном случае мы будем продолжать уделять диспропорционально большое значение малейшим колебаниям макроэкономических показателей и подчинять экономику монетарным целям, в то время как должно быть наоборот. Например, готовность ЦБ бороться со «слишком высокими» (в сравнении с производительностью труда) зарплатами повышением ставок и, как следствие, замедлением экономической активности наглядно показывает ограниченность инструментария правительственного экономического блока. Такая политика может не только затормозить рост, но и привести к дисбалансам в экономике. Так, по утверждению бывшего главного экономиста МВФ в 2003–2007 гг. Рагхурама Раджана, попытка решения проблемы стагнации заработной платы в США монетарными методами – ослаблением требований к заемщикам – привела к финансовому кризису 2008 г. Структурные проблемы должны решаться структурными методами.

В то же время снижение инфляции несет и определенные риски. Хотя эта проблема в России даже не считается проблемой, многие экономически развитые страны всерьез опасаются дефляции. Изменение процентных ставок используется центробанками для стимуляции или охлаждения экономики. Если же ставки низки, то и пространства для дальнейшего их снижения для стимулирования экономики не так много. Ведь снизить ставки намного ниже нуля очень трудно – людям будет проще держать наличные, чем класть деньги на депозит, приносящий негативный процент. Таким образом, монетарная политика перестает быть эффективным инструментом стимуляции экономики и при определенных обстоятельствах экономический рост может застрять на низком уровне. Япония столкнулась с проблемой дефляции в начале 1990-х гг., многие экономисты сходятся во мнении, что с той же проблемой столкнулись после финансового кризиса 2008 г. и США с Европой. Группа влиятельных экономистов, включая нобелевского лауреата по экономике Джозефа Стиглица, даже рекомендовали главе ФРС Дженнет Йеллен поднять целевой уровень инфляции в США с 2 до 4% в год.

Да, проблема дефляции пока не слишком актуальна для России: ключевая ставка с нынешних 8,25% может снижаться еще достаточно долго, оставляя значительное пространство для фискальной стимуляции экономики. Но учиться надо на чужих ошибках и этот риск иметь в виду.

Таким образом, сейчас России едва ли стоит ждать существенного увеличения инвестиций в результате одного только снижения инфляции и номинальных процентных ставок. Замедление инфляции – важный этап развития, но он не должен быть самоцелью и инструментом разрешения структурных проблем.