Одни из них полезные другие бесполезные

Современный капитализм странным образом породил новую скрытую форму феодализма. При такой системе богатство и положение распределены скорее по политическим мотивам, а не из соображений экономической целесообразности. Давайте поговорим о чайной фабрике во Франции. Выдержки из книги Дэвида Гребера «Бессмысленная работа: Теория».

Сначала это было местное предприятие в окрестностях Марселя. Затем ее выкупила корпорация Unilever, которая уже владела компанией Lipton. Сначала на фабрике все оставалось без изменений. Рабочие постепенно совершенствовали оборудование, в 90-е годы они рационализировали процесс, ускорив его и повысив прибыль.

Когда-то, в период с 1950-х по 1970-годы на предприятиях было принято распределять изрядную долю прибыли в виде премий и повышения зарплат. С 1980-х этого больше не происходит. Не случилось этого и на чайной фабрике. Выросшая прибыль шла на создание новых рабочих мест для бесполезных работников. Сначала это были менеджер и HR-специалист, потом появились другие люди, которым придумывали названия должностей.

Целыми днями они слонялись по фабрике, собирались на какие-то совещания и что-то записывали в свои блокноты. Рабочие понятия не имели, чем они занимаются. Они писали какие-то отчеты вышестоящим боссам, пока один из них не предложил закрыть производство и перенести его в Польшу, уволив всех рабочих.

Так повышение производительности труда, вместо улучшения производства и вознаграждения работников, привело к созданию новых и бессмысленных административно-управленческих должностей, и так происходит почти повсюду.

Так какая работа на самом деле полезна?

Чем одна работа полезнее другой? Каким инструментом можно измерить пользу? Экономисты считают, что полезные работы удовлетворяют определенные потребности или нужды общества. Но это определение не так очевидно, как кажется.

Допустим, никто не станет спорить, что строительство моста — работа полезная, но только в том случае, если кто-то действительно будет пользоваться этим мостом. Если это «мост в никуда», строительство которых так любят политики и главы муниципальных округов, чтобы выкачать из правительства дополнительные деньги, если по нему никто не будет ездить, эта работа бесполезна. Но никто из экономистов с этим разбираться не будет. Они просто принимают как должное, что мосты нужны и полезны, и исходят из этого. Так же рассуждают и строители мостов.

Одни вещи являются более ценными, другие — менее. С количественными критериями все просто: эта вещь дороже, чем та, на одну машину идет больше металла, чем на другую, зарплата адвоката больше, чем зарплата учителя, и тому подобное. Все это поддается сравнению, но с ценностью и полезностью все обстоит сложнее. Мы не можем сказать, что одно духовное лицо в пять раз более благочестиво, чем другое, что картины Пикассо в 10 раз талантливее, чем картины Ренуара. Такие ценности не могут быть количественно оценены, их не с чем сравнивать.

У людей разное мнение по поводу ценности своей работы. Для большинства из них социальная ценность работы — это не просто создание богатства, но и укрепление человеческой общности. Важная и ценная вещь в работе, помимо денег на оплату счетов и хлеб насущный, — это возможность внести в мир свой позитивный вклад.

Парадокс состоит в том, что чем больше настоящей пользы работа приносит людям, тем хуже она оплачивается. При этом важность настоящей работы легко понять по забастовкам. Люди высокодоходных профессий почти никогда не бастуют. В 1970 году в Ирландии случилась 6-месячная забастовка в финансовом секторе, когда не работали банки и их сотрудники. Она длилась полгода.

Экономика не остановилась, как рассчитывали ее организаторы. Люди продолжали работать, а вместо денег расплачивались чеками. Но когда в Нью-Йорке несколько лет назад забастовали мусорщики, через 10 дней городское начальство пошло навстречу всем их требованиям — без них город сделался непригодным для жизни.

Почему всё так обстоит?

В начале 20 века многие экономисты предполагали, что бурное развитие технологий приведет к сокращению рабочего дня или рабочей недели, что у людей наконец-то появится свободное время, которое они смогут использовать на то, что им нравится, к чему лежит душа. Технологии действительно быстро развивались, однако люди почему-то стали работать больше.

Они проводят большую часть жизни на своих бессмысленных рабочих местах, которые ненавидят, считают пустыми и никому не нужными. Так происходит и в США, и в Европе, но мало кто поднимает этот вопрос. Такая работа ведет к многочисленным депрессиям, чувству собственной ненужности, но все остается как есть. Вина за это лежит на обществе в целом, считает автор, поскольку когда возник выбор между увеличением потребления и обретением лишних свободных часов, люди выбрали потребление.

На протяжении 20 века резко сократилось число работников в сфере промышленности, сельского хозяйства, обслуживающего персонала. Производство было автоматизировано, но это не привело к духовному развитию человечества.

Вместо этого были созданы новые отрасли, такие как телемаркетинг, и бесконечно расширены такие, как например, корпоративное право, управление здравоохранением, разные формы научного бюрократизма и связи с общественностью. К ним в придачу возникли вспомогательные отрасли, такие, например, как ночная доставка еды или собачьи парикмахерские (специально для занятых людей).

А что чувствуют сами занятые люди? Большинство из них, по мнению Гербера, свою работу ненавидит. Создается впечатление, что кто-то специально придумывает такую работу, чтобы все были чем-то заняты.

Это практиковалось в Советском Союзе во времена плановой экономики, когда система создавала столько рабочих мест, чтобы на всех хватило. Поэтому в советских магазинах, по выражению Гребера, требовалось три продавца, чтобы продать один кусок мяса. Но теперь это происходит в капиталистической системе, которая не склонна переплачивать и умеет считать деньги.

Когда происходят сокращения и увольнения, они касаются не бесполезных наемных бюрократов, а тех, кто действительно занят нужным делом. Ответ, как представляется автору, лежит не в экономической, а в политической плоскости.

Правящий класс не нуждается в довольном жизнью, развивающемся населении, располагающем свободным временем. Оно представляет собой потенциальную угрозу. Вместо этого надо внушить людям, что они должны постоянно быть заняты неважно чем, и тех, кто не склонен подчиняться рабочей дисциплине, пусть и на бессмысленной работе, ждет общественное осуждение. Любая работа объявлена моральной ценностью и самоцелью. Но это лукавство, считает Гербер.

Никчемная работа — это настоящий ад. Он предлагает представить, как на работу наняли высококлассных столяров, а впоследствии выяснилось, что большую часть времени они должны жарить рыбу. Рыбы на всех не хватает, кто-то занят своим прямым делом — изготовлением шкафов.

Это вызывает зависть и негодование тех, кто жарит. В результате вся мастерская завалена грудами бесполезной, плохо приготовленной и невкусной рыбы — такова нравственная динамика нашей экономики.

Гребер рассказывает о встрече со старым школьным другом, которого давно не видел. У друга была своя рок-группа, яркая и талантливая, в которой он был фронтменом. Но что-то пошло не так, спрос на альбомы упал, и друг, чтобы прокормить семью, окончил адвокатскую школу и работает корпоративным юристом в известной американской фирме.

Он расплатился с долгами, ведет сытую и обеспеченную жизнь, и при этом глубоко несчастен. Он считает, что его работа никому не нужна и бессмысленна. И Гребер утверждает, что большинство его знакомых юристов думает о своей работе то же самое.

Когда человек понимает, что его работа бессмысленна, это порождает чувство опустошения, ярости, обиды. С другой стороны, когда работа человека действительно полезна, существует риск, что за нее не заплатят. А между тем, если исчезнут механики, медсестры, сборщики мусора, это будет катастрофой.

Плохие последствия будет иметь исчезновение учителей, докеров, писателей, музыкантов. Но что случится, если исчезнут руководители частных компаний, менеджеры среднего звена, пиарщики, юридические консультанты, судебные приставы? Мир от этого, возможно, только улучшится. Однако, когда учителя, сантехники или работники транспорта протестуют против низких пенсий, это вызывает негодование. Ведь у них есть настоящая работа, а они еще и пенсий хороших хотят — безобразие!

Решение проблемы бессмысленной работы

Гребер утверждает, что самое очевидное и простое, что можно сделать в качестве борьбы с бесполезными работами, — это сокращение рабочего дня и универсальный базовый доход, то есть регулярная выплата денег каждому члену определенного сообщества.

Государство выплачивает каждому члену сообщества независимо от степени его занятости и без необходимости выполнения работы. Это упразднит бесполезные институты, ведающие пособиями и пенсиями, кучу бюрократов, паразитирующих на этих институтах, высвободит время для занятий по душе и даст финансовую независимость тем, кто в ней остро нуждается, — в частности, женам, зависимым от жестоких мужей, к примеру.

Ведь на женщин ложился двойной груз работы — на работе и в семье, но труд по дому считается бесплатным. Кроме того, равномерное распределение дохода между членами общества уничтожает социальное неравенство.

Базового дохода должно хватать на жизнь, и он должен стать неотъемлемым правом человека, а не актом благотворительности. Не нужно определять, кому и сколько давать, он должен быть одинаковым для всех. Иначе для его подсчетов опять возникнут никчемные институты с бессмысленными должностями.

Внедрение базового дохода постепенно привело бы к полному исчезновению бюрократического аппарата, считает автор, главного инструмента генерации бессмысленных работ. А на обычных работах базовый доход заставит слишком властных боссов относиться к подчиненным с уважением.

Многие считают, что базовый доход приведет к появлению бездельников, что люди просто перестанут выходить из дома и начнут предаваться порокам. Этого не произойдет, уверен автор. Другие противники безусловного дохода считают, что люди займутся всякой ерундой, и мир наполнится плохими поэтами, авторами экзотических научных теорий и тому подобными чудаками.

Гребер считает, что таких людей будет не больше 10–20 процентов. Но уже сегодня 30–40 процентов работающих людей считает свою работу бессмысленной и ненавидит ее. Так что же лучше?

Наши статьи, которые могут Вас заинтересовать:

2043 год без лысин, сигарет и принтеров

Где учатся дети топ менеджеров Apple, Google, Yahoo!

Основные аргументы для удаления из социальных сетей

Подписывайтесь на канал!

Поделитесь статьей.

Да пребудет с вами сила полезной информации!