Монтей о полезном и честном философия

Мишель де Монтень (фр. Michel de Montaigne; полное имя — Мишель Экем де Монтень, фр. Michel Eyquem de Montaigne; 1533 — 1592) — французский писатель и философ-гуманист эпохи Возрождения, автор книги «Опыты».

Любовь – неистовое влечение к тому, что убегает от нас.

Любить тело без его согласия и желания – то же самое, что любить тело без души и без чувств.

Любовь есть кризис, решительная минута жизни, с трепетом ожидаемая сердцем.

Брак – не что иное, как приятное совместное проживание в течение всей жизни, полное устойчивости, доверия и бесконечного множества весьма осязательных взаимных услуг и обязанностей.

Удачный брак отвергает любовь; он старается возместить ее дружбой. Это – не что иное как приятное совместное проживание в течение всей жизни, полное устойчивости, доверия и бесконечного множества весьма осязательных взаимных услуг и обязанностей.

То, что мы видим так мало удачных браков, как раз и свидетельствует о ценности и важности брака.

Мне неведомы браки, которые распадались бы с большей легкостью или были бы сопряжены с большими трудностями, нежели заключенные из-за увлечения красотой или по причине влюбленности.

Тот был, несомненно, умным человеком, кто сказал, что счастливое супружество может быть только между слепой женой и глухим мужем.

Как только женщина становится нашей, мы перестаем ей принадлежать.

Никакое сводничество не способно так ловко и с таким неизменным успехом совращать целомудренных женщин, как расторгаемые им и столь лакомые для них похвалы.

Нет такой женщины, которая не поверила бы с легкостью первой же клятве своего поклонника.

Сердце женщины имеет ту счастливую особенность, что «забывает» все прежние свои страсти и всецело отдается той, которая владеет им в данный момент.

Жизнь сама по себе – ни благо, ни зло: она вместилище и блага и зла, смотря по тому, во что вы сами превратили ее.

Мера жизни не в длительности, а в том, как вы ее использовали.

Мы научаемся жить, когда жизнь уже прожита.

Мы понимаем, как жить, когда жизнь наша уже прошла.

Подлинным зеркалом нашего образа мыслей является наша жизнь.

Хороши или плохи события жизни, во многом зависит от того, как мы их воспринимаем.

Счастлив тот, кто сумел с такой точностью соразмерить свои нужды, что его средства оказываются достаточными для удовлетворения их без каких-либо хлопот и стараний с его стороны. Счастлив тот, кого забота об управлении имуществом или о его приумножении не отрывает от других занятий, более соответствующих складу его характера, более спокойных и приятных ему.

Счастье человеческое состоит вовсе не в том, чтобы хорошо умереть, а в том, по-моему, чтобы хорошо жить.

Воспоминание о былом счастье усугубляет горе.

Старикам не стоит думать о смерти: пусть лучше позаботятся о том, как получше разрыхлить грядки на огороде.

Старость оставляет больше морщин на умственном облике нашем, чем на лице.

Старость связана с множеством слабостей, она так беспомощна, что легко может вызвать презрение, поэтому наилучшее приобретение, какое она может сделать, – это любовь и привязанность близких.

Когда творишь добро, сам испытываешь некое радостное удовлетворение и законную гордость, сопутствующую чистой совести.

Нередко сам порок толкает нас на добрые дела.

Величайшее испытание – занимать место, где нельзя сделать ничего хорошего так, чтобы это сразу же не было учтено и взвешено, где малейшее доброе дело касается стольких людей зараз и где своим внешним поведением вы действуете прежде всего на народ, судью недостаточно справедливого, которого легко и обморочить, и удовлетворить.

Тому, кто не постиг науки добра, всякая иная наука приносит лишь вред.

Добродетель тем приятнее, чем труднее ее достичь.

Неплохо родиться в испорченный век, ибо по сравнению с другими вы без больших затрат сможете сойти за воплощение добродетели.

Как бы велика ни была добродетель, но если она вошла в привычку, то не стоит награды.

Первый признак порчи общественных нравов – это исчезновение правды, ибо правдивость лежит в основе всякой добродетели.

Бич человека – это воображаемое знание.

Знание – обоюдоострое оружие. Которое только обременяет и может поранить своего хозяина, если рука, которая держит его, слаба и плохо умеет им пользоваться.

Знать что-либо наизусть – все равно что не знать ничего; это – владеть тем, что дано лишь на хранение памяти.

Люди ни во что не верят столь твердо, как в то, о чем они меньше всего знают.

Мы, несомненно, слишком дорого заплатили за этот пресловутый разум, которым мы так гордимся, за наше знание и способность суждения, если мы купили их ценою бесчисленных страстей, во власти которых мы постоянно находимся.

Надо много учиться, чтобы осознать, что знаешь мало.

Нет стремления более естественного, чем стремление к знанию.

Очень многих я видел на своем веку, которые были доведены до совершенной тупости неумеренной жаждой знания.

Признаваться в незнании, на мой взгляд, одно из лучших и вернейших доказательств наличия разума.

Наилучшей наукой для человека является наука незнания, и величайшей мудростью – простота.

Наука – дело очень нелегкое. Наука пригодна лишь для сильных умов.

Наука – великолепное снадобье; но никакое снадобье не бывает столь стойким, чтобы сохраняться, не подвергаться порче и изменениям, если плох сосуд, в котором его хранят.

Наука существует не для того, чтобы зажигать свет в душе, которая лишена его, не для того, чтобы сделать слепого зрячим; ее назначение – не давать зрение, а направлять его, указывать человеку дорогу, если ноги его от природы прямы и могут ходить.

Истинные ученые подобны колосьям в поле. Пока колос пуст, он весело растет и гордо подымает кверху голову; но когда он разбухает, наполняется зерном и созревает, он проникается смирением и опускает голову.

Как учение – мука для лентяя, а воздержание от вина – пытка для пьяницы, так умеренность является наказанием для привыкшего к роскоши, а телесные упражнения – тяготою для человека изнеженного и праздного.

Чтобы обучить другого, требуется больше ума, чем чтобы научиться самому.

Книжная ученость – украшение, а не фундамент.

Разум – это такая скользкая вещь, что ее ни за что не ухватишь и никак не удержишь, он столь многолик и изменчив, что невозможно ни поймать его, ни связать.

Разумный человек ставит себе предел даже в добрых делах.

Невежество бывает двоякого рода: одно – безграмотное, предшествует знанию; другое – чванство, следует за ним.

Неотесанность, необразованность, невежество, простота нередко прикрывают невинность и чистоту, меж тем как любопытство, изощренность, знание порождают влечение к злу.

Мозг, хорошо устроенный, стоит больше, чем мозг, хорошо наполненный.

Удовлетворенность ума – признак его ограниченности или усталости.

Ум, не имеющий никакой определенной цели, теряется; быть везде – значит быть нигде.

Так как ум наш укрепляется общением с умами сильными и ясными, нельзя и представить себе, как много он теряет, как опошляется в каждодневном соприкосновении и общении с умами низменными и ущербными. Это самая гибельная зараза.

Нашему остроумию, как кажется, более свойственны быстрота и внезапность, тогда как уму – основательность и медлительность.

Пытливости нашей нет конца, удовлетворенность ума – признак его ограниченности или усталости.

Те, кто уверяет, что имеет в голове много мыслей, но выразить их не умеет из-за отсутствия красноречия, не научились понимать самих себя.

Даже самая неутомимая человеческая мысль впадает иногда в дремоту.

Поразительное свидетельство немощности нашего разума заключается в том, что оценивает всякую вещь с точки зрения ее редкости и новизны, а также малодоступности, хотя бы сама по себе она и не содержала в себе ничего хорошего и полезного.

Глупость и мудрость сходятся в одном и том же чувстве и в одном и том же отношении к невзгодам, которые постигают человека: мудрые презирают их и властвуют над ними, а глупцы не отдают себе в них отчета; вторые, если можно так выразиться, не доросли до них, первые их переросли.

Упрямство и чрезмерный пыл в споре – вернейший признак глупости.

Благоразумию также свойственны крайности, и оно не менее нуждается в мере, чем легкомыслие.

Бывали поражения, которые в своей славе не уступают величайшим победам.

Некоторые поражения более триумфальны, чем победы.

Самый краткий путь к завоеванию славы – это делать по побуждению совести то, что мы делаем ради славы.

Человек, которого мы любим, кажется нам прекраснее, чем он есть на самом деле.

Судить о человеке надо, основываясь главным образом на его обыденных поступках, наблюдая его повседневное существование.

Человек крайне неразумен, он не в состоянии создать клеща, а между тем десятками создает богов.

Человек может быть только тем, что он есть, и представлять себе всё только в меру своего понимания.

Изумительно суетное, поистине непостоянное и вечно колеблющееся существо – человек.

Человек обладает своими благами в воображении и своими бедствиями в действительности.

Человек страдает не столько от того, что происходит, сколько от того, как он оценивает то, что происходит.

Каждый человек в отдельности смертен, но в своей совокупности люди вечны.

Наихудшее состояние человека – это когда он перестает сознавать и владеть собой.

Каждому живется хорошо или плохо в зависимости от того, что он сам по этому поводу думает. Доволен не тот, кого другие мнят довольным, а тот, кто сам мнит себя таковым.

Обвинениям в адрес самого себя всегда верят, самовосхвалению – никогда.

Говорить о себе, превознося себя, лучше, чем ты есть на деле, не только всегда – тщеславие, но также нередко и глупость. В основе этого порока лежит, по-моему, чрезмерное самодовольство и неразумное себялюбие.

От недостатка уважения к себе происходит столько же пороков, сколько и от излишнего к себе уважения.

Самая великая вещь на свете – уметь принадлежать себе.

Только вам одному известно, подлы ли вы и жестокосердны или честны и благочестивы; другие вас вовсе не видят; они составляют себе о вас представление на основании внутренних догадок, они видят не столько вашу природу, сколько ваше умение вести себя среди людей; поэтому не считайтесь с их приговором, считайтесь лишь со своим.

Вожделение и пресыщение в равной мере заставляют страдать нас и когда мы еще не достигли наслаждения, и когда перешли его границы.

Вожделения бывают естественные и необходимые, как, например, голод или жажда; либо естественные, но не необходимые, как, например, половое общение; либо и неестественные и не необходимые: таковы почти все человеческие вожделения, которые и искусственны и излишни.

Другие пороки притупляют разум, пьянство же разрушает его.

Бог оказывает свою чудодейственную помощь не нашим страстям, а вере и религии; но эта помощь оказывается через людей, которые используют ее в своих интересах, между тем как должно было бы быть наоборот.

В делах веры слабость нашего разума больше нам помогает, чем его сила, и наша слепота ценнее нашей прозорливости.

Наша религия создана для искоренения пороков, а на деле она их покрывает, питает и возбуждает.

Ценность души определяется не способностью высоко возноситься, но способностью быть упорядоченной всегда и во всем. Ее величие раскрывается не в великом, но в повседневном.

Страсти не только изменяют наши чувства, но часто приводят их в состояние полного отупления.

Страсти являются как бы стрекалами для души, толкающими ее на добродетельные поступки.

Крайняя степень страха выражается в том, что, поддаваясь ему, мы даже проникаемся той самой храбростью, которой он нас лишает в минуту, когда требовалось исполнить свой долг и защитить свою честь. Вот чего я страшусь больше самого страха.

Кто боится страданий, тот страдает уже от самого страха.

Кто заражен страхом болезни, тот уже заражен болезнью страха.

Страх то придает крылья ногам, то приковывает их к земле.

Трусость – мать жестокости.

Смелый поступок не должен непременно предполагать доблесть у совершившего его человека, ибо тот, кто по-настоящему доблестен, будет таковым всегда и при всех обстоятельствах.

Самая глубокая дружба порождает самую ожесточенную вражду.

Настоящий друг – это тот, кому я поверил бы во всём, касающемся меня, больше, чем самому себе.

Самое плодотворное и естественное украшение нашего ума, по-моему, беседа. Из всех видов жизненной деятельности она для меня наиболее приятный. Вот почему, если бы меня принудили немедленно сделать выбор, я наверное предпочел бы скорее потерять зрение, чем слух или дар речи.

Нет более скучной беседы, чем та, в которой все со всеми согласны.

В начале всякой философии лежит удивление, ее развитием является исследование, ее концом – незнание.

Всякий может фиглярствовать и изображать на подмостках честного человека, но быть порядочным в глубине души, где все дозволено, куда никому нет доступа, – вот поистине вершина возможного. Ближайшая ступень к этому – быть таким же у себя дома, в своих обыденных делах и поступках.

Нечестные средства, с помощью которых многие возвышаются, ясно говорят о том, что и цели также не стоят доброго слова.

Справедливость заключается в том, чтобы воздавать каждому по заслугам.

Высокомерие складывается из чересчур высокого мнения о себе и чересчур низкого о других.

Гордыня – вот источник гибели и развращения человека; она побуждает человека уклоняться от проторенных путей, увлекаться новшествами; она порождает стремление возглавлять людей заблудших, ставших на стезю гибели; она заставляет человека предпочитать быть учителем лжи и обмана, чем учеником в школе истины.

Если бы ложь, подобно истине, была одноликою, наше положение было бы значительно легче. Мы считали бы в таком случае достоверным противоположное тому, что говорит лжец. Но противоположность истине обладает сотней тысяч обличий и не имеет пределов.

Не без основания говорят, что кто не очень-то полагается на свою память, тому нелегко складно лгать.

Лживость – гнуснейший порок.

Стыдливость украшает юношу и пятнает старца.

Законы обрекают нас на невозможность выполнять их веления, и они же судят нас за невыполнение этих велений.

Истинное достоинство подобно реке: чем она глубже, тем меньше издает шума.

Когда жалкие, карликовые душонки пыжатся и лопаются от спеси и думают, что покрывают славой свое имя, то чем выше они пытаются задрать голову, тем больше выставляют напоказ свою задницу.

Надо уметь переносить то, чего нельзя избежать.

Не быть жадным уже есть богатство; не быть расточительным – доход.

Не нужда, но скорее изобилие порождают в нас жадность.

Плод богатства – обилие, признак обилия – довольство.

Правильнее было бы внушить людям презрение к золоту и шелкам как вещам суетным и бесполезным. Мы же вместо этого увеличиваем их ценность и заманчивость, а это самый нелепый способ вызвать к ним отвращение.

Уберечь свои деньги стоит больших трудов, чем добыть их.

Когда судят об отдельном поступке, то, прежде чем оценить его, надо учесть разные обстоятельства и принять во внимание весь облик человека, который совершил его.

Нельзя похваляться презрением к сладострастию и победой над ним, если не испытываешь его, если не знаешь его и его обольщений, и его мощи, и его бесконечно завлекательной красоты.

Откровенная речь подобна вину и любви, вызывает такую же откровенность.

Природа – приятный наставник, и даже не столько приятный, сколько осторожный и верный.

Кто научился умирать, тот разучился быть рабом. Готовность умереть избавляет нас от всякого подчинения и принуждения.

Чувства обманывают наш разум, но и он в свою очередь обманывает их. Наша душа иногда мстит чувствам; они постоянно лгут и обманывают друг друга.

Наш удел – это непостоянство, колебания, неуверенность, страдание, суеверие, забота о будущем – а значит, и об ожидающем нас после смерти, – честолюбие, жадность, ревность, зависимость, необузданные, неукротимые и неистовые желания, война, ложь, вероломство, злословие, любопытство.

Иметь дело с людьми, которые восхищаются нами и во всём нам уступают, – удовольствие весьма пресное и даже вредное для нас.

Молчаливость и скромность – качества, очень пригодные для разговора.

Мы не столько освобождаемся от наших пороков, сколько меняем их на другие.

Лучшее государственное устройство для любого народа – это то, которое сохранило его как целое. Особенности и основные достоинства этого государственного устройства коренятся в его обычаях.

За привилегиями, должностями и прочей мирской мишурой они гонятся вовсе не ради служения обществу, а скорее ради того, чтобы извлечь из общественных дел выгоду для себя.

Чины и должности – так уж повелось – даются человеку чаще по счастливой случайности, чем по заслугам… Посмотрите, кто в наших городах наиболее могуществен и лучше всех делает дело, – и вы найдете, что обычно это бывают наименее способные люди.

Правительство, которое хочет иметь дело с людьми, а не со скотами, не только не ставит преград умственному развитию народа, но поощряет его устройством всевозможных школ.

Плоды смуты никогда не достаются тому, кто ее вызвал; он только всколыхнул и замутил воду, а ловить рыбу будут уже другие.

Никто добровольно не раздает своего имущества, но каждый, не задумываясь, делит с ближним свое время. Ничем мы не швыряем так охотно, как собственным временем, хотя единственно в отношении последнего бережливость была бы полезна и достойна похвалы.

Неукоснительно следовать своим склонностям и быть в их власти – это значит быть рабом самого себя.

Тщеславие и любопытство – вот два бича нашей души. Последнее побуждает нас всюду совать свой нос, первое запрещает оставлять что-либо неопределенным и не решенным.

Простота делает жизнь не только более приятной, но… и более чистой и прекрасной.

Самомнение – наша прирожденная и естественная болезнь.

Наружность мужчины служит весьма малым ручательством за него, но, тем не менее, она представляет нечто значительное.

Раз мы ненавидим что-либо, значит, принимаем это близко к сердцу.

Самым лучшим доказательством мудрости является непрерывное хорошее расположение духа.

Трудность есть монета, которую ученые, так же, как и художники, употребляют для того, чтобы не выказать тщету своего искусства.