Лагарп чем он мог быть полезен молодому царю
Фредерик-Сезар де Ла Гарп (Frédéric-César de La Harpe), как вы уже знаете, родился в Роле в 1754 году[1]. Я также уже писала о том, что в России укоренилась традиция писать его имя слитно: Лагарп.
Его родовая фамилия была de la Harpe. Правильная русская транскрипция должна была бы быть «де ля Арп» (в переводе попросту «арфа»). Поскольку в те времена чётких правил не было, то, по традиции (ныне устаревшей), латинская буква “h”(«аш”) превратилась в русскую букву «г». Произошла Французская революция — и Фредерик-Сезар доблестно отбросил частицу «de», свидетельствовавшую о его порочной принадлежности к дворянскому сословию. Таким образом, фамилия из «de la Harpe» (де ля Арп) превратилась в «La Harpe». Правильно по-русски она должна была бы писаться Ля-Арп. Но вместо принципа транскрипции возобладал принцип транслитерации, и в русском языке утвердилось написание фамилии как «Лагарп».
У нас его знают прежде всего как наставника Александра I, который оказал значительное влияние на российского императора и на протяжении тридцати пяти лет был едва ли не единственным другом государя, отличавшегося непостоянством. Известно высказывание Александра: «Всем, что я знаю, и, может быть, всем, что во мне есть хорошего, я обязан Лагарпу»[2]. История, пожалуй, не знает другого такого примера столь теплых и искренних отношений между людьми, стоявшими на разных ступеньках социальной лестницы, принадлежавшими к разным поколениям и не бывшими соотечественниками.
Иоганн Фридрих Хаслер. Фредерик-Сезар де Лагарп. Гравюра. Баварская государственная библиотека (Мюнхен)
Лагарп получил очень хорошее образование. Он начал заниматься в довольно оригинальном учебном заведении, пользовавшемся большой известностью в то время. Речь идет о Речь идет о швейцарской частной школе, находившейся в замке Гальденштейн, в Швейцарии. Учащиеся, наравне с преподавателями, имели права, они могли принимать коллективные решения, касавшиеся процесса обучения и жизни школы. Одним словом, их готовили к тому, чтобы они стали полноправными и ответственными членами общества. Именно в этой семинарии сформировались идеальные взгляды Лагарпа на свободу и отечество. Затем он продолжил обучение в Женевской академии, а завершил образование на юридическом факультете Тюбингенского университета.
По возвращении в Швейцарию молодой юрист обосновался в Лозанне, собираясь делать адвокатскую карьеру. Работы Лагарпа по юриспруденции сделали его известным в Европе. Но уже тогда его не устраивало то, что его родину Во[3] контролировало олигархическое правительство Берна. Лагарп эмигрировал во Францию. И вот тут-то судьба и послала ему работу, которая приведет его в Россию и сделает наставником Александра I. Василий Осипович Ключевский писал: «Когда великий князь и следовавший за ним брат Константин стали подрастать, бабушка составила философский план их воспитания и подобрала штат воспитателей. Главным наставником, воспитателем политической мысли великих князей был избран полковник Лагарп, швейцарский республиканец»[4].
На самом деле, Лагарп не сразу стал воспитателем будущего императора. Сначала, благодаря протекции своего знакомого Александра Рибопьера, выходца из Швейцарии[5], в 1782 году Лагарпа пригласили для выполнения своеобразной «воспитательной миссии»: он должен был сопровождать Якова Ланского, младшего брата последнего екатерининского фаворита Александра Ланского, в поездке по Европе. Поскольку во время этой поездки швейцарец зарекомендовал себя с лучшей стороны, то решено было пригласить его в Петербург заниматься с великими князьями Александром и Константином Павловичами. В итоге в 1784 году Лагарп был представлен Александру, которому и должен был уделять основное внимание[6]: ведь именно на этого внука Екатерина имела особые виды. В том же году Лагарп настолько отличился, что был назначен «кавалером» великого князя, получив майорский чин[7].
Почему Екатерина решила доверить воспитание внука человеку, известному своими республиканскими убеждениями? Точного ответа на этот вопрос нет. На мой взгляд, это назначение должно было еще больше укрепить в Европе образ просвещенной монархини, который Екатерина стремилась создать: вспомним хотя бы ее переписку с Вольтером. Все поменяется после того, как во Франции произойдет революция А пока Екатерину не смутила даже та программа обучения, которую новый наставник предложил ее внуку. В ней, наряду с изучением исторических трудов Геродота и Тацита, предполагалось значительное время уделить чтению произведений Жан-Жака Руссо, в частности его трудов «Об общественном договоре» и «Рассуждение о происхождении и основаниях неравенства между людьми».
Лагарп очень сблизился с Александром. Занимаясь с великим князем, Лагарп старался воспитать его в духе либеральных ценностей, приверженцем которых был сам. «…Любое давление имеет пределы… Всегда опасно лишать людей надежды. <…> …Монарх, опирающийся в своем правлении на меч, от меча и погибнет. Если власть породила правящие династии, то необходимо разработать кодексы, законы, чтобы примирить слабых и сильных, установить порядок и создать царство справедливости. Государь, который попирает законы, ставит все под сомнение, рискует иметь неприятности»[8].
В. Л. Боровиковский. Александр I (1802–1803). Холст, масло. Государственный Русский музей, Санкт-Петербург
Проповедь подобных идей при дворе самодержавной императрицы, в сочетании с близостью Лагарпа к ее внуку, вызывали зависть и раздражение. Известно о нескольких попытках «избавиться» от швейцарца. Первый раз поводом послужило стремление Лагарпа оказать влияние на развитие политической жизни Швейцарии. Он надеялся, что французская революция, свежие ветра, повеявшие в Европе, помогут его родине обрести свободу от угнетения со стороны Берна. Лагарп обратился к бернскому правительству с прошением, в котором предлагал реформы. Недоброжелатели сумели захватить письма Лагарпа, в которых содержалась критика бернского режима. Это послужило поводом отнести его к числу зачинщиков беспорядков 1790 года в районах, являвшихся частью Во, в том числе и в родном городе Лагарпа Рóле.
На швейцарца, получившего при дворе прозвище «якобинца», донесли Екатерине. К тому же, из Берна на имя императрицы была получена официальная жалоба с требованием наказать Лагарпа. Состоялась трудная для Лагарпа беседа. Обратившись к нему как к «якобинцу», императрица потребовала объяснений. Однако, отвергнув обвинения в революционных замыслах, Лагарп заявил, что он «швейцарец, следовательно, республиканец» и лишь стремится «законным образом отстоять наши древние права» против произвола «бернских господ»[9]. В итоге императрица сказала: «Будьте якобинцем, республиканцем, кем хотите: я вас считаю честным человеком; этого мне довольно. Оставайтесь при моих внуках, всецело сохраняйте мое доверие и занимайтесь с ними с привычным вашим рвением»[10].
Возможно, Екатерина на сей раз была не столь строга к учителю Александра, поскольку возлагала на него особую миссию. Как известно, Екатерина планировала передать трон внуку, а потому рассчитывала, что Лагарп, в силу его близости к Александру, заручится его согласием на этот план. Но Лагарп разгадал замысел императрицы и начал действовать совершенно в противоположном смысле, «изо всех сил стараясь сыновей к отцу как можно сильнее привязать»[11].
Этого Екатерина ему простить не могла, и в 1795 году Лагарп был удален от должности. «Прощание наше было мучительно»[12], — скажет о расставании со своим учителем сам Александр, который тайком в карете приедет к Лагарпу увидеться напоследок. Но и после отъезда Лагарпа из Петербурга отношения между ним и воспитанником не прервались: они постоянно переписывались. По свидетельству Николая I, для его старшего брата Александра «задушевные сношения» с Лагарпом «сделались потребностью сердечной»[13].
Именно бывшему воспитателю российский император поверял свои самые сокровенные мысли, которые не доверял больше никому. В письме Лагарпу из Гатчины от 27 сентября (8 октября) 1797 года цесаревич сформулировал свою заветную мечту — по воцарении даровать России Конституцию: «После чего я власть с себя сложу полностью и, если Провидению угодно будет нам способствовать, удалюсь в какой-нибудь тихий уголок, где заживу спокойно и счастливо, видя благоденствие моей отчизны и зрелищем сим наслаждаясь. Вот каково мое намерение, любезный друг»[14].
Павел I, придя к власти, начинает мстить «якобинцу», которого он не жаловал, несмотря на то что был, безусловно, осведомлен об отказе Лагарпа поддержать идею престолонаследования внука в обход сына. Он запрещает Александру переписываться с Лагарпом, лишает того всех полученных наград и отменяет выплату назначенной пенсии. Более того, когда начались боевые действия против Наполеона и русская армия вошла в Швейцарию, было дано указание арестовать Лагарпа и препроводить его в Петербург для дальнейшей отправки в Сибирь[15].
Надо сказать, что формальный повод к таким действиям Павлу дал сам Лагарп. Дело в том, что он оказался лагере если не друзей Наполеона, то во всяком случае людей, поддерживающих его. Вернувшись в Швейцарию, Лагарп продолжал активно участвовать в политической жизни страны. Когда Наполеон вторгся в Швейцарию, Лагарп увидел в этом возможность для его родины наконец-то избавиться от диктата Берна и поддержал идею Наполеона о создания на территории Швейцарии союзной Франции Гельветической республики[16], при этом он фактически главой ее управляющего органа — Директории. После того как Гельветическая республика прекратила свое существование, Лагарп вынужден был бежать из Швейцарии и поселился в Париже. Но вскоре он покинет столицу Франции, для того чтобы вновь отправиться в Петербург.
12 (24) марта 1801 года Павла I убивают заговорщики, и Александр становится императором. Взойдя на престол, он переживает мучительный период, чувствуя себя в какой-то степени ответственным за смерть отца. За поддержкой он обращается к своему бывшему учителю и пишет ему письмо. В ответном послании Лагарп успокаивает его: «Народ, доведенный до отчаяния страданиями, причиненными ему всевластным и жестоким правителем, имеет право на бунт. Это случай легитимной самообороны. <…> В Вашем положении наследника престола Вы были обязаны иметь к этому отношение. Напротив, те, кому Вы приказали исполнять Вашу волю, злоупотребили Вашим доверием, действовали вопреки Вашим распоряжениям…»[17] Император тут же откликнулся, написав письмо, в котором были вот такие прочувствованные строки:
«…Гражданину Лагарпу. Первое мгновение истинного удовольствия, которое я испытал после того, как стал управлять моей несчастной страной, — это то, чтó я почувствовал, получив Ваше письмо, мой дорогой и истинный друг. Я не могу Вам передать всю полноту моих ощущений, в особенности когда я увидел, что Вы сохранили чувства, столь дорогие моему сердцу, которые не может исказить ни разлука, ни прекращение нашего общения… Я постараюсь быть достойным того, что являлся Вашим учеником, и буду гордиться этим всю жизнь…»[18]
В августе 1801 года Лагарп по приглашению Александра вновь приезжает в Петербург. Александр продолжал испытывать к своему бывшему учителю большую симпатию и уважение, но отношения уже не могли быть такими, как прежде. Время было другое, да и Александр уже не с таким пиететом воспринимал все, что говорил Лагарп, пытавшийся по-прежнему руководить своим учеником. Он призывал императора начать осуществлять те реформы, о которых они когда-то вместе мечтали: «…Ни на мгновение не забывайте, что первые и самые священные обязательства Ваши суть обязательства перед Россией, что Россия Вас десять веков ждала! От нынешних решений Ваших зависит во многом суждение, какое потомство о царствовании Вашем вынесет, …и судить оно будет согласно фактам, согласно тому, чтó Вы сделали и чего делать не стали»[19].
Александр ссылался на неготовность страны к реформам, а также на то, что вокруг не было людей, на которых он мог бы опереться. Однажды император не удержался от горькой ремарки о том, что «если бы он не ошибался так часто в тех, кого облекал своим доверием, то его проекты реформ давно были бы уже воплощены в жизнь»[20]. А при дворе между тем росло раздражение близостью швейцарского «якобинца» к российскому императору. Видя, что его присутствие не только не ускоряет дело осуществления реформ, но и может навредить его бывшему ученику, весной 1802 года Лагарп решает покинуть Петербург, где он в этот раз он пробыл меньше года.
Александр попросил Лагарпа передать Наполеону письмо, в котором выражал надежду на сотрудничество России и Франции. Лагарп письмо взял, но передавать не стал. В своем письме к Александру он набросал портрет Наполеона, в котором к тому времени уже успел разочароваться. Лагарп весьма точно и прозорливо характеризует человека, пока еще не провозгласившего себя императором, предвидя его дальнейшие шаги: «…„Новый Шарлемань“[21], так он предпочитает быть именованным, вот-вот создаст новую династию, авторитет которой строится из осколков свободы. Поглотить как можно больше стран и народов в его галльскую империю; завоевывать и властвовать — вот чего он хочет… Никто не преследовал свои цели с большим упорством, никто не рядился с большей грацией то в шкуру барана, то ли́са, то льва…»[22]
В следующий раз Лагарп и Александр I увидятся в 1815 году в Вене: главы государств, победивших Наполеона, встретятся в столице Австро-Венгрии, чтобы в очередной раз перекроить карту Европы. Интересы Швейцарии в ходе этих переговоров, помимо Лагарпа, также отстаивали Ханс Райнхард и Шарль Пиктé де Рошмон[23]. Каждый из них внес значительную лепту в позитивный для Швейцарии исход переговоров. Я уже рассказывала о выдающейся роли, в частности, Пиктé де Рошмона. Полагаю, однако, что уважение и симпатия российского императора к Лагарпу, безусловно, сказались и на его позиции в отношении политического будущего Швейцарии. Мы уже видели, что бывший наставник Александра сохранял определенное влияние на своего ученика.
Лагарп приложил много усилий не только в отстаивании интересов Швейцарии, но и для достижения независимости его родины — кантона Во[24]. Именно в результате четкой позиции Александра I удалось отстоять независимость этого кантона от Берна. Жители Во по сей день признательны Лагарпу и, как я уже рассказывала, воздвигли своему соотечественнику монумент в его родном городе — Рóле[25].
Монумент в честь Лагарпа. Фотография автора
Несколько лет назад на основе собрания архива Лагарпа, который хранится в отделе рукописей Кантональной и университетской библиотеки Лозанны, была опубликована его полная переписка с Александром I. Читая письма Лагарпа, не перестаешь удивляться тому, насколько актуально звучат его высказывания двухсотлетней давности. Можно подумать, что он пишет не о России девятнадцатого века, а о России сегодняшней. Впрочем, некоторые его высказывания вполне универсальны, так что справедливы для любой страны в любую эпоху. Приведу лишь несколько:
«До нынешнего дня невежды и полузнайки были бичом России… …срочно надобно их заменить не пустыми болтунами, но людьми глубоко образованными, способными развить со всею ясностью те истинные правила, на коих наука зиждется». «Никакие таланты не дают права от контроля быть избавленным, особливо в России, где привыкли визирям угождать и произволу покоряться». «В деле управления, а особливо в деле образования все, что блестит, либо бесполезно, либо вредно»[26].
09.03.2020
Откровенная переписка императора со своим воспитателем и близким другом впервые опубликована в России
В декабре минувшего года исполнилось 240 лет со дня рождения самого загадочного российского императора – Александра I Благословенного. Как только ни называли его современники: “сущий прельститель” (М.М. Сперанский), “властитель слабый и лукавый” (А.С. Пушкин), “Сфинкс, не разгаданный до гроба” (князь П.А. Вяземский), “это истинный византиец… тонкий, притворный, хитрый” (Наполеон)…
Но была и другая точка зрения.
“Александр не был заурядным и ограниченным человеком… Это личность глубоко меланхолическая. Преисполненный великих замыслов, он никогда не воплощал их в жизнь. Подозрительный, нерешительный, лишенный веры в себя, окруженный посредственностями или ретроградами, он, вдобавок, постоянно терзался своим полудобровольным участием в убийстве собственного отца. Коронованный Гамлет, он был поистине несчастен”1, – писал Александр Иванович Герцен.
В наши дни у историков появилась уникальная возможность приблизиться к разгадке характера недюжинного монарха.
Профессор МГУ Андрей Юрьевич Андреев и его коллега из Лозанны госпожа Даниэль Тозато-Риго проделали титаническую работу и подготовили к печати капитальный трехтомник большого формата – полную переписку императора Александра I и его швейцарского наставника Фредерика-Сезара Лагарпа (1754-1838). Перед нами почти три тысячи страниц – 332 письма и 205 документов Приложения, не считая Списка исторических реалий, Аннотированного указателя имен и Аннотированного указателя географических названий. Словом, перед нами капитальная и тщательно фундированная академическая публикация первоклассного исторического источника.
Погрузимся же в чтение этих прекрасно изданных и любовно иллюстрированных томов. Коронованный Гамлет ожидает вердикта, который вынесет ему суд Истории.
Карточки, которые рисовал Лагарп для обучения Великих князей французскому языку.
Советы гувернера
Между гувернером, которому был пожалован чин премьер-майора русской армии, и великим князем Александром сразу установились доверительные взаимоотношения – несмотря на столь разный возраст и социальный статус.
Лагарп учил воспитанника многим полезным вещам:
– Беспорядок и небрежение в делах ненавистны.
– Царь обязан трудиться.
– Вставать надо в шесть утра.
– Не дозволяйте себя обманывать.
– Царь должен быть для своих подданных образцом любящего мужа.
– Не поддавайтесь отвращению к власти.
Воспитанник отвечал воспитателю искренностью. В знаменитом письме Лагарпу из Гатчины от 27 сентября (8 октября) 1797 года цесаревич сформулировал свою заветную мечту: после воцарения даровать России конституцию: “После чего я власть с себя сложу полностью и, если Провидению угодно будет нам способствовать, удалюсь в какой-нибудь тихий уголок, где заживу спокойно и счастливо, видя благоденствие моей отчизны и зрелищем сим наслаждаясь. Вот каково мое намерение, любезный друг”2.
Вдумаемся: цесаревич доверил Лагарпу важнейшую государственную тайну! Наставнику так не пишут. Так пишут только другу – близкому и единственному.
Герхард фон Кюгельген. Портрет Павла I с семьей. 1800 год.
Мучительное прощание…
Екатерина II, проницательно заметив, что между ее любимым внуком и его воспитателем установились доверительные отношения, решила этим воспользоваться (об этой интриге “Родина” рассказывала в N5 за 2016 год). Она удостоила Лагарпа продолжительной двухчасовой аудиенции во внутренних покоях. Императрица намеревалась лишить своего сына Павла Петровича права наследования трона и, минуя сына, передать престол старшему внуку Александру. Великого князя Александра надо было заблаговременно подготовить к грядущей перемене его участи.
Сделать это, по замыслу императрицы, способен был именно Лагарп: “Только он один мог на юного принца необходимое влияние оказать”3.
Так швейцарец оказался вовлечен в эпицентр очень серьезной политической интриги. Но у него хватило ума и такта не принять предложенную ему роль. Уязвленная императрица этого не простила. Лагарпа уволили в отставку, выплатив вместо полагающейся пенсии единовременно 10 тысяч рублей. Впрочем, этого Лагарпу хватило, чтобы приобрести прекрасное имение на берегу Женевского озера.
9 мая 1795 года великий князь, дабы в последний раз обнять друга перед отъездом, незаметно покинул дворец и инкогнито в наемной ямской карете приехал на квартиру Лагарпа. Александр заключил друга в объятия и горько заплакал. “Прощание наше было мучительно”4. Тогда же великий князь произнес ставшую потом знаменитой фразу о том, что Лагарпу он обязан всем, кроме своего появления на свет.
Зеелигер Карл-Вильгельм. Аллегория восшествия на престол Александра I.
… и долгожданная встреча
Вскоре после восшествия на престол император Александр поспешил выписать швейцарца в Петербург. Лагарп не замедлил приехать. Император дважды в неделю приезжал к нему, чтобы обсудить неотложные государственные дела. “Дней Александровых прекрасное начало” невозможно представить себе без Лагарпа. По авторитетному свидетельству Николая I, для его старшего брата Александра “задушевные сношения” с Лагарпом “сделались потребностью сердечной”5.
Можно смело утверждать: швейцарец на протяжении 35 лет был едва ли не единственным другом непостоянного государя. История не знает другого примера столь длительного дружеского общения августейшей особы с частным лицом. Об этом убедительно свидетельствуют письма Александра, среди которых, по мнению Лагарпа, “есть такие, какие достойны отлиты быть в золоте”. И еще более – письма самого Лагарпа к Александру, многие из которых было бы правильнее назвать научными трактатами.
Император участливо читал пространные письма учителя. “Бесспорно, он был сделан не из того теста, что все прочие государи, раз в течение трех десятков лет дозволял простому гражданину адресовать себе письма, … в каждой строчке коих видна откровенность, даже между равными редкая”,6 – признавался Лагарп.
Письмо великого князя Александра Лагарпу. 1795 год.
О чем же “простой гражданин”, обладавший прагматическим умом и энциклопедическими знаниями, писал государю?
– Не злоупотребляйте мелочами, ибо в них можно утонуть, но все вопросы решайте сами, чтобы вельможи и министры императорского решения угадать не могли.
– Цивилизуйте своих сограждан.
– Российская империя нуждается в первую очередь не в лицеях и университетах для знати, а в начальных сельских школах для простонародья.
– Разводите сады и сажайте леса. Освойте в стране производство собственного сахара и не тратьте деньги на его покупку. В Российской империи три климатических пояса, сама того не зная, она обладает огромными сельскохозяйственными богатствами: зачем ввозить то, что можно вырастить самим.
Лагарп призывал царя приступить к постепенной отмене крепостного права, “без коего Россия вечно зависимой и слабой останется, и будет повторяться на ее просторах история Стеньки Разина и Пугачева всякий раз, когда вздумается врагам и соперникам сей опасности ее подвергнуть”7.
А еще швейцарец писал о частной жизни государя, нелицеприятно порицая Александра за отсутствие законных детей и ненавязчиво осуждая продолжительную любовную связь с Марией Антоновной Нарышкиной, от которой родилась дочь София:
“…Неужели полагаете Вы, что, коли Вы император, имеете на то право?”8
Рефлексия на троне
Любимая фрейлина императрицы Елизаветы Алексеевны Роксана Скарлатовна Стурдза (в замужестве графиня Эдлинг) утверждала, что Лагарп неоднократно пользовался “влиянием, которое он всегда имел над совестью своего воспитанника”9. Однако сам Лагарп не был склонен преувеличивать степень своего воздействия на самодержца. “Истина же в том состоит, что слушался Император только собственного сердца и превосходного рассудка”10.
Швейцарец призывал монарха стать “императором народа” и “императором-гражданином”11. Наряду с Николаем Михайловичем Карамзиным, он целенаправленно внушал государю мысль о его грядущей ответственности перед Историей: “…Ни на мгновение не забывайте, что первые и самые священные обязательства Ваши суть обязательства перед Россией, что Россия Вас десять веков ждала! От нынешних решений Ваших зависит во многом суждение, какое потомство о царствовании Вашем вынесет, … и судить оно будет согласно фактам, согласно тому, что Вы сделали и чего делать не стали”12.
Отчего же монарх не спешил, следуя советам учителя, провести коренные реформы по модернизации Российской империи? Он не был трусом. В 1813 году во время сражения при Дрездене генерал Жан Виктор Моро, наблюдавший за полем боя близ государя, был убит французским ядром. Отклонись ядро на несколько метров в сторону – и его жертвой стал бы русский царь. Александр не боялся покушений на свою жизнь, совершая один, без охраны, продолжительные прогулки по Петербургу, о них были хорошо осведомлены жители столицы. “Император, как все знают, имел обыкновение ходить по Фонтанке по утрам. Его часы всем были известны…”14 – вспоминала Анна Петровна Керн. Когда Лагарп решил обсудить с Александром проблемы личной безопасности, царь ответил кратко: “Единственный мой защитник от новых покушений – это чистая совесть”15.
Но желание Александра “быть на троне человеком” и всегда поступать по совести вызывало раздрай с самим собой. Помните ключевую фразу из знаменитого монолога Принца Датского: “Как совесть делает из нас всех трусов”? Коронованный Гамлет непрерывно испытывал мучительные сомнения и колебания. Рефлексия нередко торжествовала у него над жаждой действия. И это при том, что, приняв решение и сделав свой выбор, Александр, подобно Гамлету, действовал бесстрашно и решительно, разил врагов умело и метко.
Его последним распоряжением перед смертью стал приказ об аресте членов тайного общества – прапорщика Федора Вадковского и полковника Павла Пестеля, а последними словами: “Чудовища! Неблагодарные!”
К. Гольдштейн. Так будет же республика. Выступление Павла Пестеля на собрании Северного общества в Петербурге. 1925 год.
Кочующий монарх
Монарх, не доверяя официальным донесениям министров, желал своими глазами увидеть, как живут его подданные. Он был прекрасно осведомлен о мытарствах заслуженных людей: “у нас многие русские без мест обретаются, за невозможностью таковые сыскать…”16. Потому Александр I управлял обширной империей не из дворцового кабинета, а из открытого всем ветрам и лишенного минимальных удобств дорожного экипажа, в котором провел большую часть своего царствования.
“Кочующий деспот”, – так аттестовал монарха Пушкин.
И. Крафт. Карл Филипп Шварценберг, Александр I, Франц I и Фридрих Вильгельм III в битве под Лейпцигом 19 октября 1813 года.
Александр I не был изнежен, не чуждался спартанского быта и не боялся случайностей большой дороги. Под рукой у него всегда были небольшие карманные пистолеты и кожаный чемодан со складной походной кроватью17. В пути император спал на набитом соломой тюфяке из красного сафьяна, под голову клал сафьянную же подушку, набитую конской гривой.
Где он только ни побывал!
В 1816 году посетил Тулу, Калугу, Рославль, Чернигов, Киев, Житомир и Варшаву, Москву. В 1819-м отправился в Архангельск, затем через Олонец в Финляндию, побывал в обители на острове Валаам и доехал до Торнео. В 1824-м посетил Пензу, Симбирск, Самару, Оренбург, Уфу, Златоустовские заводы, Екатеринбург, Пермь, Вятку, Вологду и оттуда через Боровичи и Новгород возвратился в Царское Село.
В 1825 году Александр решил предпринять поездку на юг России, в Крым, на Кавказ, а затем даже посетить Сибирь, но доехал лишь до Таганрога.
Пушкину приписывают эпиграмму:
Всю жизнь провел в дороге,
А умер в Таганроге.
Рефлексия не мешала коронованному Гамлету совершать поступки, за исключением, пожалуй, самого главного: он так и не рискнул приступить к реформам по модернизации Российской империи. И объяснил собственную непоследовательность кратко: “Некем взять”. Идеал и действительность оказались в разладе. Недостижимость былого идеала, его безусловная утрата в последние годы царствования – такова основа воистину шекспировской трагедии, пережитой императором.
Однажды Александр I не удержался от горькой ремарки о том, что “если бы он не ошибался так часто в тех, кого облекал своим доверием, то его проекты реформ давно были бы уже воплощены в жизнь”18.
Может быть, единственным, к кому это не могло относиться ни на йоту, был Фредерик-Цезар Легарп.
ВЗГЛЯД СКВОЗЬ ГОДЫ
“Они Россию уважают и боятся”
Иные советы Лагарпа, особенно о взаимоотношениях России и Запада, и сегодня не потеряли актуальности.
“Неужели не может Россия существовать и процветать без чужой помощи? Убежден я в обратном. Больше того, заветное мое убеждение в том состоит, что будет она особенно грозной, могущественной, влиятельной, если без суеты, никогда никому не угрожая ни на словах, ни на письме, ни на деле, не выдавая своих тайн соседям, будет наблюдать за происходящим, дабы в решающую минуту нанести удар молниеносно и не по чужим прописям, а по собственному разумению.
Никто не дерзнет бросить вызов сему исполину из страха быть сраженным первым же ударом, ибо ни дипломатия, ни дипломаты, ни интриганы высшего класса, ни интриганы класса низшего не умеют отразить удар, нанесенный стремительно, рукой необоримой.
Когда действует Россия независимо, Государь держится гордо и величественно, и сами противники ее вынуждены сие признавать в глубине души. Они Россию уважают и боятся; видят в ней темную тучу, скрывающую в недрах своих град, молнии и смертоносные потоки, кои в воображении еще страшнее кажутся, чем на деле”13.
Неужели эти строки написаны 9 сентября 1804 года, а не в феврале 2018-го?!
А. Кившенко. Вступление русских и союзных войск в Париж.
КОРОТКО О ГЛАВНОМ
“Невежды и полузнайки были бичом России…”
Несколько афоризмов Лагарпа, адресованных нам
До нынешнего дня невежды и полузнайки были бичом России, … срочно надобно их заменить не пустыми болтунами, но людьми глубоко образованными, способными развить со всею ясностью те истинные правила, на коих наука зиждется.
Никакие таланты не дают права от контроля быть избавленным, особливо в России, где привыкли визирям угождать и произволу покоряться.
В деле управления, а особливо в деле образования все, что блестит, либо бесполезно, либо вредно.
Нации гибнут, когда их правители уничтожают в зародыше общественный дух.
Надлежит России пребывать в готовности, сохранять достоинство свое и свои тайны и, главное, не вручать нот, не имея наготове двухсот тысяч человек, способных немедленно добиться их исполнения.
Люди проходят, установления остаются.
После победы над Наполеоном и взятия Парижа (царь въехал в столицу Франции верхом на белом жеребце по кличке Эклипс, в 1808 году подаренным ему Наполеоном), в момент наивысшего личного торжества, Александр Благословенный вновь вспомнил о своем наставнике и друге, пожаловав ему орден Св. Андрея Первозванного – высшую награду Российской империи.