Какие полезные ископаемые добывают в бодайбо
Мы говорим “Бодайбо”, подразумеваем “золото”. В Бодайбо можно говорить с местным населением на любую тему – она все равно очень скоро упрется в тему бодайбинского золота. Здесь каждая из многочисленных артелей – это градообразующее предприятие. Потому что кроме золотодобычи в Бодайбо заниматься просто нечем, исключая, конечно, “женское” ремесло социальной сферы – магазины, школы, районную администрацию…
И парадокс заключается в том, что далеко не самый большой район Иркутской области, который в год пополняет золотой фонд Российской Федерации на 15-16 тонн (просто представьте себе это визуально!) не только не процветает и не благоденствует – район еле-еле сводит концы с концами. Бодайбинский район сегодня, как и сто лет назад, – это голодный измотанный старатель со старым рукодельным лотком, который ходит в лохмотьях по золоту и добывает драгоценный песок “для дяди”…
История иркутского Клондайка.
Бодайбо с высоты самолетного полета напоминает… Ербогачен. Оба – районные центры. Ербогачен растянулся на правом берегу Тунгуски, Бодайбо – вдоль Витима. Когда самолет садится в Ербогачене – впечатление, что он садится на картофельные грядки. Когда самолет садится в Бодайбо – он заходит на посадку прямо над городом, поэтому полное впечатление, что он садится прямо на крыши зданий. Но как только самолет останавливается, становится видно главное сходство-различие. Ербогачен стоит на песке – весь поселок на обычном речном песке. Бодайбо стоит на золотом песке. Жители шутят: “Мы ходим по золоту”.
Основной парадокс состоит в том, что большинство жителей Бодайбо никогда золота не видели. Здесь нет ювелирных изделий из местного золота, а в единственном ювелирном магазине золото привозное. Хотя некоторые говорят, что, если бы государство разрешило свободный оборот золота, из закромов некоторых старых жителей Бодайбо появился бы не один десяток килограмм драгоценного металла.
Однако благосостояние налицо – с непринужденностью трехколесных велосипедов по Бодайбо разъезжает огромное количество джипов величиной с избу-пятистенок. Конечно, там есть и “Нивы”, и какие-то иномарки, но, прожив в Бодайбо неделю, мы поняли, что подавляющее большинство машин – это джипы и УАЗы-таблетки.
Второе, что бросается в глаза, – в Бодайбо нет сотовой связи. А бросается в глаза потому, что очень многие местные жители бродят по улицам и ездят в машинах с трубками от радиотелефонов. После собственной миниатюрной мобилы выглядит очень смешно.
Еще одно коренное отличие Бодайбинского района от других – здесь нет ни деревень, ни поселков. Здесь прииска (с ударением на “а”). Когда-то старатели разъезжались по берегам рек в окрестностях Бодайбо, оседали, мыли золото. Что называется, старались. Потом золотодобыча ушла дальше по руслам рек, поселения остались – так они и остались приисками. Так что не думайте, что прииск – это там, где моют золото.
А начиналось все довольно нелепо. В начале XVII века якуты и эвенки жили в безлюдной излучине реки Лены. И как-то раз (никто не помнит год сего события) в Жигалово, в районе Верхоленска, вышел охотник из малых народностей с самородком в руке. Пришел он на ярмарку, менять шкуры на соль, а самородок так в руке держал. На ярмарке оказались люди грамотные, самородок выпросили, почесали репу – и с 1632 года с севера началось освоение территории современного Бодайбинского района.
В 1863 году отряд Новицкого, одного из атаманов Сибирякова, нашли на реке Бодайбо золото и основали старательский поселок – отмерили 21 участок. Потом на месте этих участков и возник город.
Кстати, про этимологию слова “Бодайбо” есть две версии. По одной, поставив “отвод” (то есть отведя и зарегистрировав участок), старатель тщательно молился, чтобы было золото (“подай, Бог”). Это, исказившись до “Бодайбо”, и стало названием города старателей. По другой – традиционной – версии, это эвенкийское слово, обозначает оно “это место”.
Современная история – перестройка убила край.
“Нам не хватило два года”, – как рефрен повторяют в Бодайбо и на приисках. Раньше, при советской власти, Бодайбо если и не барствовало, то хотя бы не бедствовало. Лензолото было госорганизацией, настоящим градообразующим предприятием. Поэтому и план социального развития составлялся золотопромышленниками совместно с районной администрацией, был единый бюджет.
Район бурно развивался. Лензолото на приисках содержали зверофермы, птицефабрики и совхозы. У старателей всегда были собственные молоко, мясо, яйца. Заложили город Вачинск – на месте того самого Вачинского прииска, про который пел Высоцкий “Я на Вачу еду – плачу, еду с Вачи – хохочу”. Постороили КПД (крупнопанельный домостроительный комбинат), финскую линию компьютеризированного оборудования (строили финны, они же отлаживали оборудование и учили местных работать). Построили каркас школы, опоры моста через Витим, к поселку Бисяга, Мамаканской ГЭС. Создали проект строительства аэропорта для тяжелых самолетов. Нашли створ реки для строительства Тельмамской ГЭС.
У Рэя Бредбери есть фантастический рассказ “И грянул гром”. В Бодайбо грянула совершенно реальная перестройка. Лензолото стало акционерным обществом. Артели отделились и стали ЗАО – моют золото, сдают в Лензолото, но формально являются самостоятельными юридическими лицами. Другие решили быть сами по себе. Группа золотоискателей берет лицензию, кредит в банке на технику, сезон моет золото, сдает его в банк, возвращает кредит. Все, что осталось, – все твое. И каждый оказался за себя, а простые жители не при делах.
Дело в том, что и ЗАО, и артелям самим бы прибыль заработать. Содержать фермы и совхозы – благородное, но нерентабельное дело. Позакрывалось все одномоментно. Люди остались без работы, и в начале 90-х район стал золотодобывающим в прямом смысле этого слова – ничего, кроме золотодобычи, не осталось. Конечно, все прииски с радостью оказывают любую спонсорскую помощь по первой просьбе, но это ведь как умирающему с голода шоколадку подарить.
От моста остались две опоры, подъездные пути на берегу и паром, который перевозит сегодня с берега на берег. Каркас школы пялится пустыми глазницами незастекленных окон на недостроенный мост. КПД закрылся за ненадобностью, потому что крупнопанельные блоки нужны были, чтобы строить Вачинск, а стройку просто забросили. Вачинск стал городом-призраком. А про аэропорт для тяжелых самолетов просто забыли. А ГЭС…
Электричество на вечной мерзлоте.
Посреди тайги, там, где река Мамакан впадает в Витим, стоит вечная радуга – с высоты в полсотни метров вода сливается с тела Мамаканской ГЭС и пенится огромным белоснежным горбом на десятки метров вверх и вдаль. Искусственный водопад сливает полторы сотни кубометров воды в секунду. Это чудо природы – первая в мире ГЭС на вечной мерзлоте. Она построена в области с резко континентальным климатом, где снег уже прочно лежит в середине октября, а сходит только в мае, где среднегодовые колебания температуры иногда зашкаливают за семьдесят градусов – от минус сорока в январе до плюс тридцати в июле.
20 октября 1956 года решением Совета министров СССР No.6353-р была объявлена новая комсомольская стройка. На Мамакане, за тысячу двести метров от устья, где он впадал в Витим, комсомольцы-добровольцы кирками да лопатами вгрызались в вечную мерзлоту, перегораживая горную реку. И уже спустя пять лет нечеловеческого труда, 22 декабря 1961 года в 19.49 ч местного времени, первый агрегат ГЭС был поставлен под нагрузку, а спустя еще год заработал последний – четвертый – агрегат.
Через десять лет (почти день в день – в сентябре 1966 года) был подписан акт государственной комиссии о приемке в эксплуатацию законченной строительством Мамаканской ГЭС. Сегодня четыре генератора ГЭС, без устали перемалывая воду лопостями, вырабатывают до ста мегаватт при максимальном водотоке 356 000 000 киловатт в час.
Мамаканская ГЭС изначально была построена для нужд золотодобывающей промышленности – до этого каждая артель мучилась с собственным дизельным генератором. Сейчас кроме старателей она обеспечивает электричеством и Мамско-Чуйский район, и район Таксимо – соседнюю Республику Бурятия.
В середине 80-х были проведены геологические изыскания и найдено место еще для одной ГЭС – Тельмамской. Ее решили поставить на несколько десятков километров выше по течению, где в Мамакан впадает река Тельмама. Тельмамская ГЭС была бы в три раза мощнее Мамаканской. Более того, она должна была увеличить водоток, увеличив гарантированную мощность Мамаканской ГЭС с семи с половиной до сорока шести мегаватт.
На месте строительства уже были взяты образцы керна и едва ли не заложили первый камень. Как и весь край (не будем говорить о судьбе России в общем), Тельмамскую ГЭС убила перестройка. Финансирование прекратили, проект закрыли – по тем, советским, деньгам ГЭС стоила государству 320 млн руб. А вместо увеличения гарантированной мощности путем строительства Тельмамской ГЭС сейчас на Мамакане зимой работает всего один генератор из четырех – водоток слабый.
Поселок энергетиков сегодня умирает. Потомки комсомольцев-добровольцев доживают свои дни в забвении, молодежь бежит в Бодайбо и еще как можно дальше. В поселке сегодня насчитывается 2000 человек, из которых на ГЭС работает ровно десятая часть – двести человек. Больше в поселке делать нечего. А ГЭС, работающая на пределе прочности, сегодня представляет собой сырьевой придаток золотопромышленников.
Золотые реки – это реки глиняного супа.
Золото у всех в районе вызывает сильные эмоции, но не всегда положительные. Директор ЗАО “Бодайбинский зверопромхоз” Николай Никишов о золотопромышленности отзывается со стойкой неприязнью: “Убили землю, ироды!”
-Государству только золото давай, а про природу никто не думает. Золотодобыча гробит реки, после драги вода напоминает вязкий глиняный бульон грязно-желтого цвета. Река Большой Патон загрязнена – якуты уже не рыбачат, – сокрушается Николай Степанович. – Говорят, что они спиваются. А что им остается? Это хорошие люди. Если их не обманывать, они тоже ведут себя честно.
По закону старатели должны возместить ущерб, нанесенный охотничьим угодьям. В прошлом году они выплатили около пятисот тысяч рублей штрафов. В этом году аннулировали две лицензии на золотодобычу в местах охоты. Но все это мамонту заноза. Государству нужно золото, а проблемы экологии – это местячковые проблемы.
Зверопромхоз – одно из старейших предприятий Бодайбинского района. Раньше, при коммунистах, было 115 штатных охотников, большинство из них – эвенки и якуты. Раньше за год добывали по восемнадцать тонн рыбы и мяса. Теперь штатных охотников нет – люди остались без стажа, без пенсии, без социальных гарантий. Тунгусы и якуты на Большом Патоне получают девять лицензий бесплатно, а также оружие на сезон охоты. У них бесплатный свет, идет северный завоз. Но малые народности обижены государством.
Основной заработок промысловиков сегодня – охота на соболя. В районе добывают не меньше двух тысяч шкурок за сезон, а шкурка стоит не меньше тысячи рублей. Лицензия на одного соболя стоит 120 руб.
Хороший охотник может получить за сезон от восьмидесяти до ста тысяч, но в тайгу люди идут неохотно – зачем, когда можно на золоте заработать. Из-за того, что край промышленный, в районе даже не выделяют родовые угодья. Малые народности охотятся традиционно на Большом Патоне, русские к ним традиционно не суются.
-У меня в районе больше двух тысяч охотников, но в тайгу в этом году пойдут от силы человек четыреста, – печально качает головой Николай Степанович. – Людей не хватает: старые умирают, молодые уезжают, бросают угодья. А ведь у нас самый лучший соболь – баргузинский. В том году приезжали с Колымы, просили продать им соболей на разведение. Мы продали двадцать соболей по 12 000 рублей!
Мяса добывают последнее время совсем мало, около четырех тонн в год. В прошлом году заготовили 62 северных оленя, по шесть изюбров и лосей. И что с ними делать – общепит развалился, сдавать мясо некуда, да и самому из района вывозить невыгодно. А в районе не продашь по очень смешной причине. Килограмм дикого мяса (оленины, лосятины, изюбрятины) меньше восьмидесяти рублей продавать невыгодно. А в Бодайбо все привозное мясо в два раза дешевле: считается ведь, что это золотой, богатый край, поэтому сюда везут продукты отовсюду: с Алтая, Якутии, Бурятии, Новосибирска – и далее на запад, со всех крупных городов, включая Москву. В результате рынок перенасыщен, люди не очень богатые – обратно не повезешь. И цены падают навзничь как контуженные.
Высочайшая точка Бодайбо. Золото будущего – рудное золото.
C тех пор как старатель мыл золотишко лотком по колено в речке, технология принципиально не изменилась – несмотря на технику, промышленный размах, принцип добычи остался таким же, как и сто лет назад. Самые распространенные – дражный и шахтовый. Самый популярный – добыча драгой, огромной машиной, похожей на дракона и издающей соответственные звуки: драга воет, стонет, ревет абсолютно живым голосом. По сути же это чудовище с длинными шеей и хвостом – это конвейер, который одним концом заглатывает золотоносную руду по берегам и со дна бодайбинских рек, а выбрасывает уже пустую породу, отбивая на своем бесконечном конвейере золотой песок.
Способ, кстати, самый экологически криминальный. Благодаря драгам окрестности приисков напоминают какие-то лунные пейзажи – это горы щебня до самого горизонта, среди которых змеится дорога, густо побитая метеоритными кратерами. Однако эпоха рассыпного и самородного золота заканчивается. Сегодня в Бодайбинском районе осваивают технологию ГОКов (горно-обогатительных комбинатов) – тот же пресловутый Сухой Лог, например. В отличие от драг, добывающих золото с поверхности земли, ГОКи разрабатывают рудное золото, которое находится в горной руде.
Первый золотодобывающий ГОК “Высочайший” запущен в начале этого года. Он стоит на высоте 1070 метров над уровнем моря. Сейчас он добывает тонну золота в год, но в планах добывать три – лицензия выдана на 12 лет. Сейчас на ГОКе работает 226 человек. Зарплата простого рабочего $300-700 в зависимости от квалификации. Принцип работы – добыча золота, находящегося “на контакте” гравитационным способом.
Проще говоря, гора (точнее – голец), на вершине которой стоит “Высочайший”, содержит в себе золото – около двух с половиной граммов на тонну грунта. Золото “на контакте”, то есть крупинка содержится в сопутствующих минералах, один из которых пирит. Гравитационный способ означает, что золото добывают силой его тяжести. Горную породу дробят экскаваторами, свозят на ГОК, засыпают в бункер и начинают дробить. Cначала в каскадах – огромных, вращающихся вокруг своей оси барабанах, в которых перекатывается множество тяжелых металлических шаров, которые и дробят руду. Потом в нельсоне, центрифуге, добывают более тонкое золото. Потом промывают несколько раз, наконец добывая драгоценные крупинки.
По словам заместителя директора по производству Игоря Сосипаторова, “на гравитации” добывается 85% золота, содержащегося в руде. Это больше, чем в добыче дражным или шахтовым методом. Добывать 100% золота еще не умеют, поэтому в Бодайбо золотыми горами называют отвалы переработанного щебня.
Золото утомило людей.
Если и есть какое-то профессиональное заболевание у старателей, если и существует некий бодайбинский синдром, он хорошо врачам известен и в специальной литературе подробно описан. Это синдром хронической усталости – говорят, очень сейчас модное заболевание у трудоголиков.
Но если у клерков и топ-менеджеров оно проявляется в истериках, стрессах и депрессиях, а самое страшное, что может случиться, это развод, то для золотодобытчиков это часто заболевание с летальным исходом.
Работа старателей – это вахтовый метод, доведенный до абсурда, 12 х 12. То есть двенадцать часов работаешь, столько же отсыпаешься – и так без выходных и праздников весь сезон, с конца марта по конец октября. В воде, сырости, грязи, при сквозняках, с минимальной техникой безопасности шесть тысяч старателей вкалывают по двенадцать часов в сутки.
Главный врач ЦРБ Бодайбо Игорь Никулин рассказал, что в августе-сентябре у старателей лавинообразно начинается обострение всех существующих хронических заболеваний, становится критическим количество инфарктов, инсультов, резко увеличивается травматизм: старатели норовят упасть с чего повыше, их придавливает грузами потяжелее, случаются самые тяжелые аварии. И как логический финал – высокий процент индустриальной смертности. В Бодайбо нам рассказывали, как люди умирают за рычагами экскаватора.
-Часто проблемы со здоровьем вызваны обычным географическим фактором. То есть люди приезжают с равнинной местности к нам на среднегорье. К нам едут с Украины, Среднего Поволжья, ближнего зарубежья. После 25 лет людям климат менять категорически не рекомендуется, организм уже не способен адаптироваться. Резкий перепад давления – в результате инсульты, инфаркты, – рассказал Игорь Вячеславович.
Каждый год весной из-под снега вытаивает по несколько “подснежников” – в Бодайбо это не просто зимние криминальные трупы, а старатели, убитые после сезона, получившие на руки расчет. Есть под Бодайбо на одной из дорог Пыхти-гора. Через нее проходит дорога с приисков. С одной стороны она будто ножом обрезана, а под обрывом плещется Витим. Старателей на дороге убивают стабильно, по 3-4 человека в год. А узнают об этом после попыток бандитов… спрятать трупы. Место вроде удобное – скинул с обрыва в Витим, ищи-свищи его. Но мало кто знает, что у подножия Пыхти-горы, со стороны Витима, есть полочка, на которую падают тела, не долетая до воды.
Другая сторона этой медали – бомжи. В Бодайбо все бомжи не абы кто, а несостоявшиеся старатели. Типичная история: прилетел мужик за длинным золотым рублем, нанялся на прииск, в предвкушении неба в алмазах и полных карманов самородков ушел в запой, а с приисков таких выгоняют моментально. Денег на обратную дорогу нет, все пропито – добро пожаловать в братство бодайбинских бомжей! Летом они живут коммунами в заброшенных домах Бодайбо, а зимой в больницу приходят подлечиться, подкормиться.
Как это ни странно, не обделен Бодайбо и некоторыми излишествами, присущими мегаполисам, – наркоманами и ВИЧ-инфицированными. Правда, эти две группы здесь взаимно переплетены: подавляющее число ВИЧ-инфицированных – это местные наркоманы. Сейчас в Бодайбо 49 выявленных ВИЧ-инфицированных и 37 наркоманов, состоящих на учете (было 69, но некоторые умерли, некоторые уехали).
Перевозить наркоту самолетом из Иркутска невыгодно и просто опасно, поэтому она идет из Бурятии – на пароме с Таксимо. Когда с поставками героина происходит задержка (такое случается два-три раза в год), местные наркоманы беспорядочными рядами идут сдаваться в больницу – кумарить, переживать ломку, чистить кровь и ждать очередного парома с Таксимо. Как-то раз, пару лет назад, очень уж долго не было героина. Местные бандиты заявили – это, мол, мы, объявили акцию “Братва против наркоты”. А потом оказалось, что обычный срыв поставок.