Чем они могли быть полезны молодому царю
На телеканале «Россия-1» начинается показ сериала «Грозный» — третьей части масштабного проекта «История любви. История России».
«Масштабы его политических достижений всегда заслоняли живого человека, а вошедшая в фольклор беспримерная жестокость исключала возможность более сложного взгляда на характер. Сериал „Грозный“ — попытка разобраться в истоках поступков и разгадать тайну его личности», — так анонсировали своё произведение создатели.
«Культ личности»
Надо сказать, что анонс небесспорен, а местами и вовсе противоречит действительности. Скажем, жестокость Ивана Грозного если и была беспримерной, то лишь для Руси. В Европе того времени хватало своих государей, превосходивших русского царя как по количеству трупов, так и по изощрённости пыток и казней. Стоит вспомнить хотя бы Варфоломеевскую ночь 1572 г. во Франции Карла IX — как минимум 30 тыс. смертей по всей стране. Или Нидерланды 1567-1573 гг., когда испанский король Филипп II буквально залил эти провинции кровью, а испанская инквизиция приговорила всё (!) тамошнее население к смертной казни как «закоренелых еретиков».
Не всё гладко и с фольклором — жестокость царя там упоминается крайне редко. Это только элита окрестила Ивана IV «Мучителем». Народ же при жизни удостоил государя в песнях и сказках совсем иными эпитетами. «Певчий царь» — за его любовь к пению на клиросе и упражнения в композиторском искусстве, «Белый царь» — за справедливость, «Благочестивый царь» — за то, что изгоняет скверну и искореняет «боярскую измену». И наконец, «Грозный царь». Но вовсе не за его пытки и казни, а за то, что он сродни грозовой стихии — испепеляющей, блистательной, исходящей от самого Бога.
Ну а то, что политические достижения якобы заслоняли собой личность Ивана Грозного, совершенно не стыкуется с большей частью нашей литературы. Практически везде и всюду авторы объясняют те или иные поступки царя детскими психическими травмами, особенностями его артистической натуры и миллионом психических отклонений. То есть отталкиваются именно от личности Ивана. Его личность совершенно заслонила царя-политика.
Царь без власти?
Между тем политиком он был как минимум нерядовым, и многие его решения диктовались реальной необходимостью, а вовсе не всплесками эмоционально неуравновешенного человека.
Прежде всего это касается такого эпизода правления Ивана Грозного, как опричнина. Со школьной скамьи нам в головы вбит строжайший канон. Опричник — это такой головорез в монашеском платье, носящий знаки принадлежности к своей корпорации — собачью голову и метлу. Первая символизирует вынюхивание измены. Вторая — готовность беспощадно вымести крамолу. Соответственно, опричнина в целом — это такой карательный орган. А почему Иван Грозный учредил опричнину? Да потому, что был параноиком, и везде-то ему чудилась измена, вон сколько безвинных людей положил! Всё просто.
Споря об очевидном, всегда помни, что дядя может быть младше своего племянника. Для феномена опричнины эта пословица подходит идеально. Дело в том, что карательные функции были приданы опричникам достаточно поздно. Изначально это был проект политического переустройства государства в целом.
Это только кажется, что царь владеет всей страной. В реальности любой монарх правит опосредованно — через государственный аппарат. В случае Ивана Грозного этот аппарат был серьёзно перекошен. Юный царь унаследовал систему управления, где слишком много властных полномочий было распределено между «княжатами» — потомками государей суверенных княжеств, из которых Москва каких-то полвека назад сумела окончательно «сшить» Россию. Иные из них, например сильный и богатый род Шуйских, были как бы не познатнее самого царя. И помнили об этом. Опираться на них всерьёз было небезопасно — каждый из них мог блокировать решения высшей власти. Договорившись между собой, они вообще могли сменить царя.
Построение вертикали
О том, как ликвидировать этот перекос, Грозный думал. И кое-что успел сделать. В 1550 г. совсем молодой царь издаёт Указ об «Избранной тысяче». Суть его состояла в том, чтобы сразу увеличить кадровый ресурс среднего звена. Тысячу «лутчих слуг государевых» со всех краёв страны снабдили поместьями вокруг Москвы: «Для того чтобы были готовы к службе государевой и для разных посылок». Эксперимент сработал. К 1565 г. «тысячники» числились на самых разных постах. Были послами, наместниками, гонцами-посланниками, писцами и полковыми воеводами… Словом, куда пошлют.
Тогда-то царь и решил расширить и углубить свой эксперимент. Вот как об этом пишет летопись: «Учинил государь у себя в опричнине князей и дворян и детей боярских и поместья им подавал в тех городах, которые взял в опричнину». По сути, Иван завёл себе отдельное государство с армией и администрацией. Туда не попал никто из первенствующих княжеских родов. Впоследствии предполагалось распространить эксперимент на всю страну — об этом говорит растущая год от года территория, которую царь «брал в опричнину». Смысл всего этого — постепенно лишить «княжат» влияния и изъять у них властные полномочия.
Изнанка опричнины
Возможно, сработала бы и эта смелая схема. Но в дело вмешалась Ливонская война, которая к тому моменту стала затяжной. Требовался крупный успех. Царь лично спланировал и 20 сентября 1567 г. возглавил поход. Огромная армия должна была наступать на Ригу через Люцен и Розиттен, а в случае успеха повернуть на столицу Литвы — Вильну. Ядром армии были как раз опричники.
Однако в середине ноября, даже не перейдя границы, царь внезапно отменяет поход, распускает армию и стремительно возвращается в Москву. Он получил известие о заговоре. Начался розыск. Все нити вели на самый верх и замыкались на фигуре старого боярина Ивана Челяднина. Вот как об этот писал Альберт Шлихтинг — немецкий шпион на службе польского короля Сигизмунда II: «Много знатных лиц, приблизительно 30 человек с князем Иваном Петровичем Челядниным во главе, вместе со своими слугами и подвластными, письменно обязались, что передали бы Великого князя Московского вместе с его опричниками в руки Вашего королевского величества, если бы только Ваше королевское величество двинулись на страну».
Это было похоже на правду. Войска польского короля, собиравшиеся отразить вторжение Ивана Грозного, уже узнав, что русская армия распущена, ещё несколько месяцев стояли на границе. Стояли и ждали, не предпринимая никаких действий. А разошлись только тогда, когда стало известно — в Москве схвачен царский конюший Иван Челяднин. Это значило, что «пятая колонна» обезглавлена и переворота в Москве не будет.
Именно с того момента, когда стало ясно, что измена на самом верху — это не досужий домысел, а опасная реальность, опричники стали теми самыми головорезами, вынюхивающими и выметающими измену.
«Царских путей к геометрии нет!» – ответил, согласно легенде, древнегреческий математик Евклид, когда царевич Птолемей захотел изучить геометрию побыстрее и попроще. Наверное, то же самое можно сказать и в отношении всех других дисциплин школьной программы. За исключением одной – физкультуры.
Это сейчас принцами и принцессами принято называть чрезмерно избалованных детей, неженок, шагу не ступивших без мамок и нянек, физически слабых и хилых. В реальности же, по крайней мере в отечественной, «царский путь» к физкультуре был диаметрально противоположным. Такое впечатление, что князей, а впоследствии и царевичей, воспитывали в режиме «машины для убийства». И, соответственно, не жалели ни капельки. «Царский путь» оказывался вымощен синяками, ушибами, голодом, холодом и постоянной физической работой на износ.
Русские странности
«Что надлежит отроку, то и сам делал. И с коня много падал, голову себе дважды разбивал, и руки и ноги свои повреждал – в юности своей повреждал, не дорожа жизнью своею, не щадя головы своей… Два тура метали меня рогами вместе с конём, олень меня один бодал, а из двух лосей один ногами топтал, другой рогами бодал. Вепрь у меня на бедре меч оторвал, медведь мне у колена потник укусил, лютый зверь вскочил ко мне на бёдра и коня со мною опрокинул, и бог сохранил меня невредимым» – это цитата из труда князя Владимира Мономаха «Поучение детям своим». А вот как рос его предок, князь Святослав: «Ходил легко, как барс. В походах не возил за собой обозов, ни котлов, не варил мяса, но, тонко нарезав конину ли, или зверину, или говядину, жарил её на углях и ел. Не имел он шатра, но спал, положив седло в головах».
Впрочем, это касается уже отроков и юношей. Ни о каком физическом воспитании или, того пуще, закаливании до достижения царевичем 5 лет и речи не шло. А до 1 года их вообще не выводили даже на свежий воздух – считалось, что он может повредить здоровью. «У московитов в богатых семьях и в царском дворце заведение необычное. В комнатах их всегда жарко натоплено. Стены и полы для сбережения тепла обиты сукном, колыбель тоже подбита сукном или даже мехом, и в ней на пуховых перинках и подушках, под меховым одеялом находится плотно спелёнутый младенец», – изумлялись иностранцы обычаям Московской Руси. Капризы наследников пресекались тоже своеобразно – при малейших признаках недовольства царевича ему тут же совали соску из нажёванного няньками пряника, завёрнутого в тряпицу. Часто пряник сдабривали сладкой водкой или даже маковым настоем – для успокоения и гарантированного сна. В общем, неудивительно, что при таких порядках детская смертность даже в царской семье была ужасающе велика.
Но алкоголизм и баловство опиатами заканчивались, когда наследнику исполнялось 5 лет. По древним славянским обычаям, в этом возрасте полагалось сажать мальчика на коня и совершать над ним воинский постриг. После этого опека мамок и нянек уходила в прошлое – ребёнка передавали на попечение дядьки. То есть воспитателя. И тут уже как повезёт. Царю Алексею Михайловичу, отцу Петра Великого, повезло. Мы знаем его под прозвищем Тишайший, а в литературе его изображают как абстрактного старика – толстый, рыхлый, одутловатый. Между тем это был, пожалуй, самый продвинутый из европейских государей своего времени. И во многом благодаря стараниям дядьки-воспитателя, боярина Бориса Морозова. Под его началом Алексей в возрасте 6 лет осваивает борьбу, верховую езду и «метание», как тогда назывались элементы боевой гимнастики – сальто, прыжки и ползание по-пластунски. В возрасте 7 лет – основы охоты (соколиной и с копьём – на вепря и медведя). В возрасте 8 лет, в 1636 г., он уже вовсю играет в шахматы и отлично стреляет из лука.
Физра зовёт!
Стрельба из лука для середины XVII столетия, эпохи пороха, кажется явным анахронизмом. И зря. Стрельба в царской семье больше всего напоминала не изобретённый ещё теннис – благородное развлечение аристократов на свежем воздухе. Русских царевичей обслуживал целый штат во главе с «царёвым стрельником» Пронькой Донковым, который содержал в порядке луки, мишени и каждую неделю выдавал по три сотни новых «учебно-тренировочных» стрел.
Царь Алексей Михайлович Романов. Фото: РИА Новости
Есть свидетельства того, что Тишайший царь угощал своих особо приближенных бояр грецкими орехами. Казалось бы, и что с того? А дело в том, что Алексей Михайлович потехи ради запросто раздавливал скорлупу пальцами. В свете этого рассказы о том, что цари в одиночку ходили на медведя, уже не впечатляют. Кстати, тоже зря. Поединок с медведем испокон веков у славян считался подтверждением физической силы и зрелости, так что через него должны были пройти и проходили все князья и цари ещё в юношестве.
Меньше вспоминают о том, что именно этот царь провёл довольно крутую реформу. Правда, касалась она только его семьи, но круто изменила обычаи «бережения здоровья». Его сын, будущий Пётр I, избежал пичканья пряниками в младенчестве. Зато пошёл уже в 6 месяцев – отец специально придумал для него «ходячие» кресла на колёсиках. Тем самым была заложена добрая традиция – многие из династии Романовых лично занимались физическим воспитанием наследников. Особенно ревностно занималась этим Екатерина Великая. Вот как она писала о закаливании совсем ещё маленького Саши, будущего Александра I, победителя самого Наполеона: «Он не знает ни люльки, ни укачивания, кроватка железная, без полога. С самого рождения его приучили к ежедневному обмыванию в ванне. Как только весною воздух сделался сносным, приучили его сидеть и ходить на траве и на песке. Он не знает и не терпит на ножках чулок и всякой обуви». Полвека назад об этом и подумать было страшно – «царская кровиночка» разгуливает босиком! Но результат впечатлял: «Он не знает простуды, полон, велик, здоров и очень весел». Ею же была составлена особая инструкция по физическому воспитанию наследников: «Надлежит обучать их не токмо танцам и верховой езде, но такоже и иным гимнастическим упражнениям, что телу придают силу и поворотливость».
Екатерининская система оказалась, и прогрессивной и результативной. В «иные упражнения» были внесены плавание, фехтование, в том числе и на ружьях с примкнутым штыком, а также рукопашный бой. Вот примерный распорядок дня царевичей в середине XIX столетия: «Великие Князья должны были вставать в 6 часов утра и в 7 принимались за приготовление уроков. В 9 часов они шли здороваться с родителями и каждый день сопровождали Государя на его утренней прогулке верхом. В 10 начинались классы. Первый урок продолжался до 11, после которого один час, от 11 до 12, посвящался два раза в неделю верховой езде и четыре раза – гимнастике. От 12 до часу и от часа до 2 пополудни Великие Князья имели ещё два урока. Обед подавался в 3 часа. Вечерние часы, от 5 до 7, посвящались фронтовому учению, фехтованию, гимнастике и танцам. От 7 до 8 Великие Князья отдыхали, играли, занимались чтением, а от 8 до 9 отправлялись к Императрице и заканчивали день в обществе матери и отца».
Если в XVII веке иностранцы удивлялись русскому царю Алексею, который ломал в пальцах грецкие орехи, то 200 лет спустя другие иностранцы удивлялись уже его потомку, Александру III, который орехами не баловался, но сгибал пополам серебряный рубль и мог скатать железную лопату в трубку. При такой системе царской физкультуры это неудивительно.
Главы 6-8 – это сюжетный центр произведения, в котором происходит первая кульминация и первый идейный конфликт.
Глава 6. Пугачевщина.
Вы, молодые ребята, послушайте,
Что мы, старые старики, будем сказывати. (Песня).
Эпиграф ко главе взят из народной песни, потому что писатель здесь изображает пугачевское восстание, а это был народный бунт. Именно в этой главе мы ближе познакомимся с народом – мы увидим картины, в которых народ встречает Пугачева хлебом с солью, присягает ему, увидим казаков, которые перешли все на его сторону, а также увидим вблизи одного из участников восстания – искалеченного в пытках башкирца, взятого в плен комендантом.
Итак, эпиграф возвещает, что в главе речь пойдет наконец о самом историческом событии, положенном в основу повести, о восстании Пугачева.
И действительно, глава 6 “Пугачевщина” – переломный момент в произведении, когда читатель подготовлен к описанию того, как крупное событие 18 века повлияет на всех персонажей, которых он уже узнал достаточно глубоко и подробно. Мы чувствуем, что близка кульминация повести.
Вначале говорится о положении Оренбургской губернии в конце 1773 года: войска яицких казаков, охраняющие здешние края, продолжают втайне роптать после недавнего возмущения и жестокой расправы правительства.
Генерал из Оренбурга извещает капитана Ивана Кузмича Миронова о том, что «сбежавший из-под караула донской казак и раскольник Емельян Пугачев, учиня непростительную дерзость принятием на себя имени покойного императора Петра III, собрал злодейскую шайку, произвел возмущение в яицких селениях и уже взял и разорил несколько крепостей, производя везде грабежи и смертные убийства».
При помощи подобных писем (видимо, документальный источник Пушкина) создается впечатление достоверности изображаемого.
Итак, мы видим, как начинает сбываться вещий сон Петра, виденный в кибитке посреди степи:
Разбойник объявлял о своем намерении немедленно идти на нашу крепость; приглашал казаков и солдат в свою шайку, а командиров увещевал не супротивляться, угрожая казнию в противном случае.
В самой Белогорский крепости казаки, ожидая своего атамана, сплотились против гарнизонных солдат. Изменил коменданту даже его казак-урядник, Максимыч.
Автор показывает, как в этой ключевой ситуации по-разному реагируют люди различных душевных качеств. Швабрин трусит и уже словно сомневается, на чьей стороне ему было бы выгоднее. Комендант и его супруга не сомневаются ни на минуту:
«Каков мошенник! — воскликнула комендантша. — Что смеет еще нам предлагать! Выйти к нему навстречу и положить к ногам его знамена! Ах он собачий сын! Да разве не знает он, что мы уже сорок лет в службе и всего, слава богу, насмотрелись? (…)»
Комендант решил пытать схваченного в плен башкирца, но тот оказался немым. Автор с большим состраданием показывает этого старого человека, у которого отрублены уши, нос и язык за то, что он участвовал в башкирском восстании 1741 года против российских захватчиков их вотчинных земель.
Однако одна деталь осталась в его образе – это живые, горящие глаза. С помощью этой детали Пушкин желает подчеркнуть несломленную волю замученного народа, его ничем неистребимую волю к свободе.
Вид башкирца произвел глубокое впечатление на Гринева:
Я взглянул на него и содрогнулся. Никогда не забуду этого человека. (…) он был малого росту, тощ и сгорблен; но узенькие глаза его сверкали еще огнем (…).
Цензура позволила Пушкину пропустить лишь следующее мягкое замечание по поводу такой жестокости русского правительства:
Когда вспомню, что это случилось на моем веку и что ныне дожил я до кроткого царствования императора Александра, не могу не дивиться быстрым успехам просвещения и распространению правил человеколюбия. Молодой человек! если записки мои попадутся в твои руки, вспомни, что лучшие и прочнейшие изменения суть те, которые происходят от улучшения нравов, без всяких насильственных потрясений.
Этим эпизодом автор намекает нам, что у повстанцев есть свои резоны – эти люди замучены русским правительством, и их гневом пользуется мятежник, собирая свои войска.
Итак, эти впечатления, потрясая главного героя, побуждают его к размышлениям и способствуют его возмужанию. Он начинает понимать, что государыня, которой он верен, жестока к своему народу. Конечно, это не отменит его верности своей присяге, но мышление Гринева становится более широким и открытым. Он будет иначе относиться к простому народу.
Скоро в Белогорскую крепость приходит весть о том, что взята ближайшая к ним крепость, где «комендант и все офицеры перевешаны».
Иван Кузмич просит свою супругу уехать в Оренбург с дочерью, подальше от опасности, но Василиса Егоровна являет пример преданной привязанности к супругу:
— Добро, — сказала комендантша, — так и быть, отправим Машу. А меня и во сне не проси: не поеду. Нечего мне под старость лет расставаться с тобою да искать одинокой могилы на чужой сторонке. Вместе жить, вместе и умирать.
Машу решили послать в Оренбург. Глава заканчивается сценой прощания Гринева и Маши. Он уходит на смерть, она готова к отъезду:
Я обнял ее. «Прощай, ангел мой, — сказал я, — прощай, моя милая, моя желанная! Что бы со мною ни было, верь, что последняя моя мысль и последняя молитва будет о тебе!» Маша рыдала, прильнув к моей груди. Я с жаром ее поцеловал и поспешно вышел из комнаты.
Эта глава непосредственно предваряет наиболее трагические события, которые произойдут в повести – прибытие Пугачева в крепость и его последствия.
Глава 7. Приступ.
Эта глава – первая кульминация повести. Она, несомненно, является наиболее трагической и напряженной в произведении.
Голова моя, головушка,
Голова послуживая!
Послужила моя головушка
Ровно тридцать лет и три года.
Ах, не выслужила головушка
Ни корысти себе, ни радости,
Как ни слова себе доброго
И ни рангу себе высокого;
Только выслужила головушка
Два высокие столбика,
Перекладинку кленовую,
Еще петельку шелковую. (Народная песня).
Эпиграф служит напоминанием о том, что грозит сейчас всем защитникам крепости – казнь по воле мятежника, восставшего против государственных устоев. Глава начинается вестью о том, что казаки крепости изменили начальству и вышли на соединение с Пугачевым.
В этот пугающий миг Гринев ни на минуту не колеблется и мечтает погибнуть во имя Марьи Ивановны:
Сердце мое горело. Я воображал себя ее рыцарем. Я жаждал доказать, что был достоин ее доверенности, и с нетерпением стал ожидать решительной минуты.
В этой главе впервые дан портрет Пугачева не в образе простого неизвестного “мужичка”, а в образе бунтовщика и царя-самозванца:
(…) вскоре степь усеялась множеством людей, вооруженных копьями и сайдаками. Между ими на белом коне ехал человек в красном кафтане, с обнаженной саблею в руке: это был сам Пугачев.
В это время, понимая, что комендант может умереть во время приступа, его жена и дочь прощаются с ним:
Маша, бледная и трепещущая, подошла к Ивану Кузмичу, стала на колени и поклонилась ему в землю. Старый комендант перекрестил ее трижды; потом поднял и, поцеловав, сказал ей изменившимся голосом: «Ну, Маша, будь счастлива. Молись богу: он тебя не оставит. (…) «Прощай, прощай, матушка! — сказал комендант, обняв свою старуху.
Трагизм этой минуты сочетается с описанием геройского и доблестного поведения Ивана Кузмича, всегда такого тихого и покладистого в обычной жизни:
«Теперь стойте крепко, — сказал комендант, — будет приступ…» В эту минуту раздался страшный визг и крики; мятежники бегом бежали к крепости. Пушка наша заряжена была картечью. Комендант подпустил их на самое близкое расстояние и вдруг выпалил опять. Картечь хватила в самую середину толпы. Мятежники отхлынули в обе стороны и попятились. Предводитель их остался один впереди… Он махал саблею и, казалось, с жаром их уговаривал… Крик и визг, умолкнувшие на минуту, тотчас снова возобновились. «Ну, ребята, — сказал комендант, — теперь отворяй ворота, бей в барабан. Ребята! вперед, на вылазку, за мною!»
Но отстоять крепость не удалось, потому что весь народ и гарнизон сдались без боя:
Комендант, Иван Игнатьич и я мигом очутились за крепостным валом; но обробелый гарнизон не тронулся. «Что ж вы, детушки, стоите? — закричал Иван Кузмич. — Умирать так умирать: дело служивое!» В эту минуту мятежники набежали на нас и ворвались в крепость. Барабан умолк; гарнизон бросил ружья; меня сшибли было с ног, но я встал и вместе с мятежниками вошел в крепость. Комендант, раненный в голову, стоял в кучке злодеев, которые требовали от него ключей. Я бросился было к нему на помощь: несколько дюжих казаков схватили меня и связали кушаками, приговаривая: «Вот ужо вам будет, государевым ослушникам!» Нас потащили по улицам; жители выходили из домов с хлебом и солью. Раздавался колокольный звон. Вдруг закричали в толпе, что государь на площади ожидает пленных и принимает присягу. Народ повалил на площадь; нас погнали туда же.
Итак, на призыв коменданта в бой откликаются не многие, а именно лишь двое. Все остальные встали на сторону мятежника. На площади был повешен капитан Миронов за то, что отказался присягнуть бунтовщику, а затем и его подчиненный Иван Игнатьич.
Мольба Савельича, который предлагает повесить себя самого вместо своего воспитанника, спасает Гринева. Позже мы узнаем, что в этот миг Пугачев узнал того, кто подарил ему когда-то заячий тулуп и согрел угощением у своего стола. Поэтому Пугачев не казнит молодого офицера, несмотря на то, что Гринева заставляют поцеловать руку Пугачеву, а тот наотрез отказывается (так до конца сбывается вещий сон главного героя).
Кроме Гринева, присягнули Пугачеву все оставшиеся в живых. Автор показывает потворство народа, беспрекословно покорившегося мятежнику. Народное согласие присягнуть Пугачеву могло объясняться многими причинами: например, надежда улучшения жизни при царе, близком им и более понятном, чем далекая и суровая для них Екатерина.
Глава заканчивается тем, что Василису Егоровну убивают саблей за то, что она возмутилась и громко оскорбила Пугачева, увидев гибель мужа. Таким образом, эпиграф ко главе предвещал трагический конец обоих доблестных супругов по воле мятежника.
Глава 8. Незваный гость.
Незваный гость хуже татарина. Пословица.
Пугачев определен в эпиграфе как «незваный гость» – ведь он пришел посеять смуту, горе, разруху.
В этой главе начинает развертываться внутренний конфликт, который испытывает главный герой, Петр Гринев, в результате пришествия Пугачева. Ведь по причине своей доброты и человечности он оказывается исключением и помилован мятежником, хотя вовсе не присягал ему.
Лишь в этой главе Гринев поймет, что Пугачев есть тот самый вожатый, которого они встретили в буран и которому он предложил питье и подарил тулуп.
Я не мог не подивиться странному сцеплению обстоятельств: детский тулуп, подаренный бродяге, избавлял меня от петли, и пьяница, шатавшийся по постоялым дворам, осаждал крепости и потрясал государством!
Начинается странное раздвоение в душе героя – ситуация необходимости выбора между служебным долгом (уйти от Пугачева и соединиться с русской властью и армией) и стремлением охранять Марью Ивановну, оставаясь в Белогорской крепости:
Долг требовал, чтобы я явился туда, где служба моя могла еще быть полезна отечеству в настоящих затруднительных обстоятельствах… Но любовь сильно советовала мне оставаться при Марье Ивановне и быть ей защитником и покровителем.
Герой оказывается в неопределенной и сложной ситуации, когда по вине злодея может умереть Марья Ивановна, ставшая полной сиротой за этот день, и в то же время Пугачев явно дружелюбен ко Гриневу, что говорит о его человечности (значит, он не лишен благодарности и доброй памяти):
А, ваше благородие! — сказал Пугачев, увидя меня. — Добро пожаловать; честь и место, милости просим».
За столом Пугачев просит спеть его любимую песню, которая является ключевой для понимания образа этого персонажа. Герой этой песни обречен к виселице и абсолютно одинок:
Не шуми, мати зеленая дубровушка,
Не мешай мне доброму молодцу думу думати.
Что заутра мне доброму молодцу в допрос идти
Перед грозного судью, самого царя.
Еще станет государь-царь меня спрашивать:
Ты скажи, скажи, детинушка крестьянский сын,
Уж как с кем ты воровал, с кем разбой держал,
Еще много ли с тобой было товарищей?
Я скажу тебе, надежа православный царь,
Всеё правду скажу тебе, всю истину,
Что товарищей у меня было четверо:
Еще первый мой товарищ темная ночь,
А второй мой товарищ булатный нож,
А как третий-то товарищ, то мой добрый конь (…)
Пугачев наедине с Гриневым вторично обращается к нему с предложением перейти на его сторону:
” Обещаешься ли служить мне с усердием?”
Но Гринев объясняет Емельяну прямо, что не способен изменить своей присяге. Это вызывает несомненное уважение со стороны Пугачева, что опять-таки характеризует и самого бунтовщика с положительной стороны. Значит, он не тиран и не полный злодей, раз способен оценить честную прямоту и резкое противоречие его собственному мнению и намерениям. Об этом говорит и крайне демократичное собрание вокруг него (свобода мнений каждого из участников).
Глава заканчивается тем, что Пугачев отпускает Гринева, позволяя ему делать все, что тот посчитает нужным. Ведь как человек благодарный, он не может забыть доброго отношения к нему Гринева в их первую встречу.
Итак, Пугачев, «незваный гость», предстает здесь перед нами как образ крайне противоречивый. Он не колеблясь приказывает казнить не покорившихся его власти (погибли родители Маши, Мироновы), он разбойник, противник государыни и дворянства, за которых стоит Гринев по долгу присяги, он безумный авантюрист и явно летит в пропасть. Но в то же время мятежник несет в себе высшие ценности, какие могло выработать человечество: это свобода, воля, искренность, уважение к чужому мнению, душевность, признательность, дружба.