Базаров мы действуем в силу того что мы признаем полезным
Анализ фрагментов из романа «Отцы и дети» « – Я уже говорил вам, дядюшка, что мы не признаём авторитетов, – вмешался Аркадий. Мы действуем в силу того, что мы признаём полезным, – промолвил Базаров. – В теперешнее время полезнее всего отрицание – мы отрицаем.
– Всё? – Всё. – Как? Не только искусство, поэзию… но и… страшно вымолвить… – Всё, – с невыразимым спокойствием повторил Базаров. Павел Петрович уставился на него, а Аркадий даже покраснел от удовольствия.
– Однако позвольте, – заговорил Николай Петрович. Вы всё отрицаете, или выражаясь точнее, вы всё разрушаете… Да ведь надобно же и строить. Это уже не наше дело… Сперва нужно место расчистить.
Современное состояние народа этого требует, – с важностью прибавил Аркадий, мы должны исполнять эти требования, мы не имеем права предаваться удовлетворению личного эгоизма. Эта последняя фраза, видимо, не понравилась Базарову; от неё веяло философией, то есть романтизмом;
но он не почёл за нужное опровергать своего молодого ученика. (…) – По-моему, – возразил Базаров. – Рафаэль гроша медного не стоит, да и они не лучше его. – Браво! браво! Слушай, Аркадий… вот как должны современные люди выражаться! И как, подумаешь, им не идти за вами!
Прежде молодым людям приходилось учиться; не хотелось им прослыть за невежд, так они поневоле трудились. А теперь им стоит сказать: всё на свете вздор! – и дело в шляпе. Молодые люди обрадовались. И в самом деле, прежде они просто были болваны, а теперь они вдруг стали нигилисты» .
Словарь. Авторитеты – то есть уважаемые личности, носители мнений, к которым прислушивались. Рафаэль – великий итальянский художник эпохи Возрождения. Гроша медного не стоит – то есть не нужен, не востребован. Историко-литературный комментарий.
В этом фрагмента наиболее остро проявляется противоречие между дворянами-аристократами и нигилистами. Последние отказываются признавать ценность всего нематериального, того, что нельзя потрогать: философии, искусства, веры в Бога (последнее Павел Петрович обозначил словами «страшно вымолвить») .
При этом нигилисты не предполагают предложить что-то взамен разрушаемым ими ценностям. Их дело – только отрицание и разрушение старого. Литературоведческий анализ. В эпизоде словесной дуэли отчётливо просматриваются характеры всех персонажей.
Павел Петрович – эмоционален, горяч, убеждён в своей правоте и категорично не принимает противоположного мнения. Его брат, Николай Петрович, менее категоричен. Конечно, мнение Павла Петровича ему ближе, но он не спешит опровергать и Базарова,
желает найти компромисс, примирить враждующее стороны. Сторонники нигилизма – Аркадий и Базаров – тоже ведут спор по-разному. Аркадий более резок и импульсивен. В своей речи он употребляет высокопарные выражения, многие из которых вызывают неприятия у его «учителя» .
Сам же Базаров более сдержан, ведёт себя менее эмоционально, спорит как будто нехотя, по принуждению. В то же время не вызывает сомнение и то, что он уверен в своих словах, но при этом не намерен доказывать свою правоту и убеждать в ней кого-то.
В финале романа каждый из героев приходит к своему нравственному итогу, для каждого очерчено какое-то будущее. Исключение составляет лишь Базаров, для которого разочарование в собственной жизненной философии оборачивается трагической смертью. Лишены будущего и его родители, для которых сын был последней радостью и опорой в жизни.
Их одиночество и опустошённость хорошо видны в последнем фрагменте. В то же время в нём есть и жизнеутверждающее начало. «Есть небольшое сельское кладбище в одном из отдалённых уголков России. Как почти все наши кладбища, оно имеет вид печальный:
окружающие его канавы давно заросли; серые деревянные кресты поникли и гниют под своими когда-то крашенными крышами; каменные плиты все сдвинуты, словно кто их подталкивает снизу; два-три ощипанных деревца едва бросают скудную тень: овцы безвозбанно ходят по могилам…
Но между ними есть одна, до которой не касается человек, которое не топчет
Источник
…Схватка произошла в тот же день за вечерним чаем.
Павел Петрович сошел в гостиную уже готовый к бою, раздраженный и решительный. Он ждал только предлога, чтобы накинуться на врага; но предлог долго не представлялся. Базаров вообще говорил мало в присутствии «старичков Кирсановых» (так он называл обоих братьев), а в тот вечер он чувствовал себя не в духе и молча выпивал чашку за чашкой. Павел Петрович весь горел нетерпением; его желания сбылись наконец.
Речь зашла об одном из соседних помещиков. «Дрянь, аристократишко»,— равнодушно заметил Базаров, который встречался с ним в Петербурге.
— Позвольте вас спросить,— начал Павел Петрович, и губы его задрожали,— по вашим понятиям слова: «дрянь» и «аристократ» одно и то же означают?
— Я сказал: «аристократишко»,— проговорил Базаров, лениво отхлебывая глоток чаю.
— Точно так-с; но я полагаю, что вы такого же мнения об аристократах, как и об аристократишках. Я считаю долгом объявить вам, что я этого мнения не разделяю. Смею сказать, меня все знают за человека либерального и любящего прогресс; но именно потому я уважаю аристократов — настоящих. Вспомните, милостивый государь (при этих словах Базаров поднял глаза на Павла Петровича), вспомните, милостивый государь,— повторил он с ожесточением,— английских аристократов. Они не уступают йоты от прав своих, и потому они уважают права других; они требуют исполнения обязанностей в отношении к ним, и потому они сами исполняют свои обязанности. Аристократия дала свободу Англии и поддерживает ее.
Слыхали мы эту песню много раз,— возразил Базаров,— но что вы хотите этим доказать?
Я эфтим хочу доказать, милостивый государь (Павел Петрович, когда сердился, с намерением говорил: «эфтим» и «эфто», хотя очень хорошо знал, что подобных слов грамматика не допускает. В этой причуде сказывался остаток предании Александровского времени. Тогдашние тузы в редких случаях, когда говорили на родном языке, употребляли одни — эфто, другие — эхто: мы, мол, коренные русаки, и в то же время мы вельможи, которым позволяется пренебрегать школьными правилами), я эфтим хочу доказать, что без чувства собственного достоинства, без уважения к самому себе,— а в аристократе эти чувства развиты,— нет никакого прочного основания общественному… Общественному благу… общественному зданию. Личность, милостивый государь,— вот главное; человеческая личность должна быть крепка, как скала, ибо на ней все строится. Я очень хорошо знаю, например, что вы изволите находить смешными мои привычки, мой туалет, мою опрятность, наконец, но это все проистекает из чувства самоуважения, из чувства долга, да-с, да-с, долга. Я живу в деревне, в глуши, но я не роняю себя, я уважаю в себе человека.
— Позвольте, Павел Петрович,— промолвил Базаров, – вы вот уважаете себя и сидите сложа руки; какая ж от этого польза для общественного блага? Вы бы не уважали себя и то же бы делали.
Павел Петрович побледнел.
— Это совершенно другой вопрос. Мне вовсе не приходится объяснять вам теперь, почему я сижу сложа руки, как вы изволите выражаться. Я хочу только сказать, что аристократизм — принцип, а без принципов жить в наше время могут одни безнравственные или пустые люди. Я говорил это Аркадию на другой день его приезда и повторяю теперь вам. Не так ли, Николай?
Николай Петрович кивнул головой.
— Аристократизм, либерализм, прогресс, принципы,— говорил между тем Базаров,— подумаешь, сколько иностранных… и бесполезных слов! Русскому человеку они даром не нужны.
— Что ж ему нужно, по-вашему? Послушать вас, так мы находимся вне человечества, вне его законов. Помилуйте— логика истории требует…
— Да на что нам эта логика? Мы и без нее обходимся.
— Как так?
— Да так же. Вы, я надеюсь, не нуждаетесь в логике для того, чтобы положить себе кусок хлеба в рот, когда вы голодны. Куда нам до этих отвлеченностей!
Павел Петрович взмахнул руками.
— Я вас не понимаю после этого. Вы оскорбляете русский народ. Я не понимаю, как можно не признавать принципов, правил? В силу чего же вы действуете?
— Я уже говорил вам, дядюшка, что мы не признаем авторитетов,— вмешался Аркадий.
— Мы действуем в силу того, что мы признаем полезным,— промолвил Базаров.— В теперешнее время полезнее всего отрицание — мы отрицаем.
— Всё?
— Всё.
—Как? Не только искусство, поэзию… но и…страшно вымолвить…
— Всё, — с невыразимым спокойствием повторил Базаров.
Павел Петрович уставился на него. Он этого не ожидал, а Аркадий даже покраснел от удовольствия.
— Однако позвольте,— заговорил Николай Петрович.— Вы всё отрицаете, или, выражаясь точнее, вы всё разрушаете… Да ведь надобно же и строить.
— Это уже не наше дело… Сперва нужно место расчистить.
— Современное состояние народа этого требует,— с важностью прибавил Аркадий,— мы должны исполнять эти требования, мы не имеем права предаваться удовлетворению личного эгоизма.
Эта последняя фраза, видимо, не понравилась Базарову; от нее веяло философией, то есть романтизмом, ибо Базаров и философию называл романтизмом; но он не почел за нужное опровергать своего молодого ученика.
— Нет, нет! — воскликнул с внезапным порывом Павел Петрович,— я не хочу верить, что вы, господа, точно знаете русский народ, что вы представители его потребностей, его стремлений! Нет, русский народ не такой, каким вы его воображаете. Он свято чтит предания, он — патриархальный, он не может жить без веры…
— Я не стану против этого спорить,— перебил Базаров,— я даже готов согласиться, что в этом вы правы.
— А если я прав…
— И все-таки это ничего не доказывает.
— Именно ничего не доказывает,— повторил Аркадий с уверенностию опытного шахматного игрока, который предвидел опасный, по-видимому, ход противника и потому нисколько не смутился.
— Как ничего не доказывает?— пробормотал изумленный Павел Петрович.— Стало быть, вы идете против своего народа?
— А хоть бы и так?— воскликнул Базаров.— Народ полагает, что, когда гром гремит, это Илья пророк в колеснице по небу разъезжает. Что ж? Мне соглашаться с ним? Да притом — он русский, а разве я сам не русский?
— Нет, вы не русский после всего, что вы сейчас сказали! Я вас за русского признать не могу.
— Мой дед землю пахал,— с надменной гордостью отвечал Базаров.—Спросите любого из ваших же мужиков, в ком из нас — в вас или во мне — он скорее признает соотечественника. Вы и говорить-то с ним не умеете.
— А вы говорите с ним и презираете его в то же время.
— Что ж, коли он заслуживает презрения! Вы порицаете мое направление, а кто вам сказал, что оно во мне случайно, что оно не вызвано тем самым народным духом, во имя которого вы так ратуете?
— Как же! Очень нужны нигилисты!
— Нужны ли они или нет — не нам решать. Ведь и вы считаете себя не бесполезным.
— Господа, господа, пожалуйста, без личностей! — воскликнул Николай Петрович и приподнялся
Павел Петрович улыбнулся и, положив руку на плечо брату, заставил его снова сесть.
— Не беспокойся,— промолвил он.— Я не позабудусь, именно вследствие того чувства достоинства, над которым так жестоко трунит господин… господин доктор. Позвольте,— продолжал он, обращаясь снова к Базарову, — вы, может быть, думаете, что ваше учение новость? Напрасно вы это воображаете. Материализм, который вы проповедуете, был уже не раз в ходу и всегда оказывался несостоятельным…
— Опять иностранное слово! — перебил Базаров. Он начинал злиться, и лицо его приняло какой-то медный и грубый цвет.— Во-первых, мы ничего не проповедуем; это не в наших привычках…
— Что же вы делаете?
— А вот что мы делаем. Прежде, в недавнее еще время, мы говорили, что чиновники наши берут взятки, что у нас нет ни дорог, ни торговли, ни правильного суда…
— Ну да, да, вы обличители,— так, кажется, это называется. Со многими из ваших обличений и я соглашаюсь, но…
— А потом мы догадались, что болтать, все только болтать о наших язвах не стоит труда, что это ведет только к пошлости и доктринерству (узкая защита какого-либо одного учения); мы увидали, что и умники наши, так называемые передовые люди и обличители, никуда не годятся, что мы занимаемся вздором, толкуем о каком-то искусстве, бессознательном творчестве, о парламентаризме, об адвокатуре и черт знает о чем, когда дело идет о насущном хлебе, когда грубейшее суеверие нас душит, когда все наши акционерные общества лопаются единственно оттого, что оказывается недостаток в честных людях, когда самая свобода, о которой хлопочет правительство, едва ли пойдет нам впрок, потому что мужик наш рад самого себя обокрасть, чтобы только напиться дурману в кабаке.
— Так,— перебил Павел Петрович,— так; вы во всем этом убедились и решились сами ни за что серьезно не приниматься?
— И решились ни за что не приниматься,— угрюмо повторил Базаров.
Ему вдруг стало досадно на самого себя, зачем он так распространился перед этим барином.
— А только ругаться?
— И ругаться.
— И это называется нигилизмом?
— И это называется нигилизмом,— повторил опять Базаров, на этот раз с особенною дерзостью.
Павел Петрович слегка прищурился.
— Так вот как! — промолвил он странно спокойным голосом.— Нигилизм всему горю помочь должен, и вы, вы наши избавители и герои. Так. Но за что же вы других-то, хоть бы тех же обличителей, честите? Не так же ли вы болтаете, как и все?
— Чем другим, а этим грехом не грешны,— произнес сквозь зубы Базаров.
— Так что ж? Вы действуете, что ли? Собираетесь действовать?
— Базаров ничего не отвечал. Павел Петрович так и дрогнул, но тотчас же овладел собою.
— Гм!.. Действовать, ломать…— продолжал он.— Но как же это ломать, не зная даже почему?
— Мы ломаем, потому что мы сила,— заметил Аркадий.
Павел Петрович посмотрел на своего племянника и усмехнулся.
— Да, сила — так и не дает отчета,— проговорил Аркадий и выпрямился.
— Несчастный! — возопил Павел Петрович; он решительно не был в состоянии крепиться долее,— хоть бы ты подумал, что в России ты поддерживаешь твоею пошлою сентенцией (краткое изречение поучительного характера)! Нет, это может ангела из терпения вести! Сила! И в диком калмыке и в монголе есть сила — да на что нам она? Нам дорога цивилизация, да-с, да-с, милостивый государь; нам дороги ее плоды, И не говорите мне, что эти плоды ничтожны: последний пачкун, маратель, писака тапёр (наёмный пианист), которому дают пять копеек за вечер, и те полезнее вас, потому что они представители цивилизации, а не грубой монгольской силы! Вы воображаете себя передовыми людьми, а вам только в калмыцкой кибитке сидеть! Сила! Да вспомните, наконец, господа сильные, что вас всего четыре человека с половиною, а тех — миллионы, которые не позволят вам попирать ногами свои священнейшие верования, которые раздавят вас!
— Коли раздавят, туда и дорога,— промолвил Базаров.— Только бабушка еще надвое сказала. Нас не так мало, как вы полагаете.
— Как? Вы не шутя думаете сладить, сладить с целым народом?
— От копеечной свечи, вы знаете, Москва сгорела,— ответил Базаров.
— Так, так. Сперва гордость почти сатанинская, потом глумление. Вот, вот чем увлекается молодежь, вот чему покоряются неопытные сердца мальчишек! Вот, поглядите, один из них рядом с вами сидит, ведь он чуть не молится на вас, полюбуйтесь. (Аркадий отворотился и нахмурился.) И эта зараза уже далеко распространилась. Мне сказывали, что в Риме наши художники в Ватикан ни ногой. Рафаэля считают чуть ли не дураком, потому что это, мол, авторитет; а сами бессильны и бесплодны до гадости; а у самих фантазия дальше «Девушки у фонтана» не хватает, хоть ты что! И написана-то девушка прескверно. По-вашему, они молодцы, не правда ли?
— По-моему,— возразил Базаров,— Рафаэль гроша медного не стоит, да и они не лучше его.
— Браво! браво! Слушай, Аркадий… вот как должны современные молодые люди выражаться! И как, подумаешь, им не идти за вами! Прежде молодым людям приходилось учиться; не хотелось им прослыть за невежд, так они поневоле трудились. А теперь им стоит сказать: все на свете вздор! — и дело в шляпе. Молодые люди обрадовались. И в самом деле, прежде они просто были, болваны, а теперь они вдруг стали нигилисты.
— Вот и изменило вам хваленое чувство собственного достоинства,— флегматически заметил Базаров, между тем как Аркадий весь вспыхнул и засверкал глазами.— Спор наш зашел слишком далеко… Кажется, лучше его прекратить. А я тогда буду готов согласиться с вами,— прибавил он вставая,— когда вы представите мне хоть одно постановление в современном нашем быту, в семейном или общественном, которое бы не вызывало полного и беспощадного отрицания.
— Я вам миллионы таких постановлений представлю,— воскликнул Павел Петрович,— миллионы! Да вот хоть община, например.
Холодная усмешка скривила губы Базарова.
— Ну, насчет общины,— промолвил он,— поговорите лучше с вашим братцем. Он теперь, кажется, изведал на деле, что такое община, круговая порука, трезвость и тому подобные штучки.
— Семья, наконец, семья, так, как она существует у наших крестьян! — закричал Павел Петрович.
— И этот вопрос, я полагаю, лучше для вас же самих не разбирать в подробности. Вы, чай, слыхали о снохачах? Послушайте меня, Павел Петрович, дайте себе денька два сроку, сразу вы едва ли что-нибудь найдете. Переберите все наши сословия да подумайте хорошенько над каждым, а мы пока с Аркадием будем…
— Надо всем глумиться,— подхватил Павел Петрович.
— Нет, лягушек резать. Пойдем, Аркадий; до свидания, господа!
Оба приятеля вышли. Братья остались наедине и сперва только посматривали друг на друга.
<…>
Читайте также:
Рекомендуемые страницы:
©2015-2020 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2020-05-11
Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных
Поиск по сайту:
Источник
Âëàäèìèð Ãîëäèí
È.Ñ. Òóðãåíåâ “Îòöû è äåòè”. Ñòàòüÿ 4.
«ÎÒÖÛ È ÄÅÒÈ»
 ïåðâîé ãëàâå ðîìàíà óìåñòèëàñü èñòîðèÿ òð¸õ ïîêîëåíèé. Òóðãåíåâ â äëèííûõ ïðåäëîæåíèÿõ çàëîæèë ïñèõîëîãè÷åñêóþ ãëóáèíó æèçíè ïðåäêîâ. Àâòîð ïðåäñòàâëÿåò ÷èòàòåëþ ãëàâíûõ ãåðîåâ ñ ïåðâûõ ãëàâ ðîìàíà: Êèðñàíîâà, Àðêàäèÿ Íèêîëàåâè÷à è Áàçàðîâà, Åâãåíèÿ Âàñèëüåâè÷à. Áàçàðîâ ïîÿâëÿåòñÿ ïåðåä ÷èòàòåëåì, êàê ÷åëîâåê «âåùü â ñåáå», ïðîèçíîñèò ñâî¸ îò÷åñòâî â ñîêðàùåííîì âèäå, ïðîìîë÷àë è íè÷åãî íå îòâåòèë íà ñëîâà îòöà Àðêàäèÿ, Íèêîëàÿ Ïåòðîâè÷à, ÷åðåç ìèíóòó ïðèñâîèë íîâóþ êëè÷êó «Òîëñòîáîðîäûé» – ÿìùèêó.
Ñ ïåðâîãî çíàêîìñòâà íå çàëàäèëèñü îòíîøåíèÿ ìåæäó Áàçàðîâûì è áðàòîì õîçÿèíà ïîìåñòüÿ Êèðñàíîâûì, Ïàâëîì Ïåòðîâè÷åì. Ïåðâûé, äâîðÿíèí ñ ìàëûì ôèíàíñîâûì äîõîäîì è âûñîêèì ñàìîìíåíèåì âî âñåì, îñíîâàííîì íà þíîøåñêîì ìàêñèìàëèçìå, âîçíèêøåì íåèçâåñòíî îòêóäà. Âòîðîé, àðèñòîêðàò, ïðèâûêøèé ê óñïåõó è âíèìàíèþ â îáùåñòâå. Óæå èçíà÷àëüíî âî âñòðå÷å ýòèõ äâóõ ëþäåé çàëîæåí êîíôëèêò ïîêîëåíèé.
Çà óòðåííèì ÷àåì, áðàòüÿ Êèðñàíîâû è Àðêàäèé çàãîâîðèëè î Áàçàðîâå.  ýòîé áåñåäå âïåðâûå ïðîçâó÷àëî ñëîâî «íèãèëèñò». Êàæäûé èç ïðèñóòñòâóþùèõ âûñêàçàë ñâî¸ ìíåíèå î òîì, êàê îíè ïîíèìàþò çíà÷åíèå ýòîãî ñëîâà.
«- Íèãèëèñò, – ïðîãîâîðèë Íèêîëàé Ïåòðîâè÷, – ÷åëîâåê êîòîðûé íè÷åãî íå ïðèçíà¸ò.
– Ñêàæè: êîòîðûé íè÷åãî íå óâàæàåò, – ïîäõâàòèë Ïàâåë Ïåòðîâè÷.
– Êîòîðûé êî âñåìó îòíîñèòñÿ ñ êðèòè÷åñêîé òî÷êè çðåíèÿ, – çàìåòèë Àðêàäèé. Íèãèëèñò ýòî ÷åëîâåê, êîòîðûé íå ñêëîíÿåòñÿ íè ïåðåä êàêèì àâòîðèòåòîì, êîòîðûé íå ïðèíèìàåò íè îäíîãî ïðèíöèïà íà âåðó, êàêèì áû óâàæåíèåì íè áûë îêðóæåí ýòîò ïðèíöèï».
Âîîáùå â ðîìàíå ìîæíî âñòðåòèòü íåñêîëüêî íåñòûêîâîê â õàðàêòåðèñòèêå Áàçàðîâà. Àðêàäèé òîëüêî ÷òî óòâåðæäàë â ïÿòîé ãëàâå, ÷òî íèãèëèñò «íå ïðèíèìàåò íè îäíîãî ïðèíöèïà íà âåðó».  øåñòîé ãëàâå Áàçàðîâ ïðèçíàåòñÿ, ÷òî íåìöû íàøè ó÷èòåëÿ, ÷òî òàìîøíèå ó÷¸íûå äåëüíûé íàðîä, çíà÷èò, ó íåãî âñ¸ æå áûëè ñâîè êóìèðû. Òàê è õî÷åòñÿ çäåñü âñïîìíèòü ñëîâà èç «Ðóäèíà» «Êðàñíîðå÷èå åãî íå ðóññêîå».
Íà çàìå÷àíèå Àðêàäèÿ: «òû ðåøèòåëüíî äóðíîãî ìíåíèÿ î ðóññêèõ». Áàçàðîâ îòâå÷àåò: «Ýêà âàæíîñòü! Ðóññêèé ÷åëîâåê òîëüêî òåì è õîðîø, ÷òî îí ñàì î ñåáå ïðåñêâåðíîãî ìíåíèÿ». Âîò ýòî ïðåêëîíåíèå ïåðåä çàïàäîì, çàðîäèâøååñÿ â Ðîññèè ñî âðåìåí Ïåòðà, â äåâÿòíàäöàòîì âåêå ðàçâèëîñü äî êîëåíîïðåêëîíåíèÿ è ñóùåñòâóåò äî ñåãîäíÿøíåãî äíÿ.
Íî ïðåðâåìñÿ è ïîñëóøàåì Øóáåðòà «Îæèäàíèå», ýòî ïðîèçâåäåíèå èñïîëíÿë îòåö Àðêàäèÿ íà âèîëîí÷åëè. Èíòåðíåò èçîáðåòåíèå äâàäöàòîãî âåêà ïîçâîëÿåò íàì ýòî ñäåëàòü. Îæèäàíèå ýòî ñèìâîëè÷íî äëÿ ðîìàíà «Îòöû è äåòè».
Îæèäàòü äîëãî íå ïðèõîäèòñÿ, óæå â äåñÿòîé ãëàâå ïðîèñõîäèò îòêðîâåííûé ðàçãîâîð ìåæäó Áàçàðîâûì è Àðêàäèåì ñ îäíîé ñòîðîíû è áðàòüÿìè Êèðñàíîâûìè ñ äðóãîé.
Îïóñòèì íåêîòîðóþ ÷àñòü äèñêóññèè, îñòàíîâèìñÿ íà ãëàâíîì. «Àðèñòîêðàòèçì, ëèáåðàëèçì, ïðîãðåññ, ïðèíöèïû, – ãîâîðèë ìåæäó òåì Áàçàðîâ, ïîäóìàåøü, ñêîëüêî èíîñòðàííûõ
è áåñïîëåçíûõ ñëîâ! Ðóññêîìó ÷åëîâåêó îíè äàðîì íå íóæíû.
– ×òî æå åìó íóæíî, ïî-âàøåìó? Ïîñëóøàòü âàñ, òàê ìû íàõîäèìñÿ âíå ÷åëîâå÷åñòâà, âíå åãî çàêîíîâ. Ïîìèëóéòå ëîãèêà èñòîðèè òðåáóåò
– Äà íà ÷òî íàì ýòà ëîãèêà? Ìû è áåç íå¸ îáõîäèìñÿ.
– Êàê òàê?
– Äà òàê æå. Ïàâåë Ïåòðîâè÷, – âçìàõíóë ðóêàìè.
– ß âàñ íå ïîíèìàþ ïîñëå ýòîãî. Âû îñêîðáëÿåòå ðóññêèé íàðîä.
– ß óæå ãîâîðèë âàì, äÿäþøêà, ÷òî ìû íå ïðèçíà¸ì àâòîðèòåòîâ, – âìåøàëñÿ Àðêàäèé.
Ìû äåéñòâóåì â ñèëó òîãî, ÷òî ìû ïðèçíàåì ïîëåçíûì, – ïðîìîëâèë Áàçàðîâ. Â òåïåðåøíåå âðåìÿ ïîëåçíåå âñåãî îòðèöàíèå ìû îòðèöàåì.
– Âñ¸?
– Âñ¸.
– Êàê? Íå òîëüêî èñêóññòâî, ïîýçèþ
íî è
ñòðàøíî âûìîëâèòü
– Âñ¸, – ñ íåâûðàçèìûì ñïîêîéñòâèåì ïîâòîðèë Áàçàðîâ
– Îäíàêî ïîçâîëüòå, – çàãîâîðèë Íèêîëàé Ïåòðîâè÷. Âû âñ¸ îòðèöàåòå, èëè, âûðàæàÿñü òî÷íåå, âû âñ¸ ðàçðóøàåòå
Äà âåäü íàäîáíî æå è ñòðîèòü.
– Ýòî óæå íå íàøå äåëî
Ñïåðâà íóæíî ìåñòî ðàñ÷èñòèòü.
– Ñîâðåìåííîå ñîñòîÿíèå íàðîäà ýòîãî òðåáóåò, ñ âàæíîñòüþ ïðèáàâèë Àðêàäèé.
– Ñòàëî áûòü, âû èä¸òå ïðîòèâ ñâîåãî íàðîäà?
– À õîòÿ áû è òàê? âîñêëèêíóë Áàçàðîâ. Íàðîä ïîëàãàåò, ÷òî êîãäà ãðîì ãðåìèò, ýòî Èëüÿ ïðîðîê â êîëåñíèöå ïî íåáó ðàçúåçæàåò. ×òî æ? Ìíå ñîãëàøàòüñÿ ñ íèì? Äà ïðèòîì – îí ðóññêèé, à ðàçâå ÿ ñàì íå ðóññêèé?
– Íåò, âû íå ðóññêèé ïîñëå âñåãî, ÷òî âû ñêàçàëè! ß âàñ çà ðóññêîãî ïðèçíàòü íå ìîãó».
Ïî-âèäèìîìó, äîñòàòî÷íî öèòèðîâàòü ñîäåðæàíèå ýòîé äèñêóññèè, êòî çàèíòåðåñîâàëñÿ, òîò ìîæåò âåðíóòüñÿ ê ïåðâîèñòî÷íèêó, ê ðîìàíó «Îòöû è äåòè». Çäåñü ïîðà çàäóìàòüñÿ íàä òåì, ÷òî óæå âûñêàçàíî.
Âî-ïåðâûõ, â ñîâåòñêîå âðåìÿ íà ýòîò äèàëîã íè â øêîëå, íè â èíñòèòóòå íå îáðàùàëè âíèìàíèÿ. Âðåìÿ áûëî ñóðîâîå, è òî÷êà çðåíèÿ áûëà åäèíîé, ëþáîå ìíåíèå ñ ëè÷íîé êî÷êè çðåíèÿ ïðåñëåäîâàëîñü. Íî êàê ýòè ñëîâà íàïîìèíàþò áîëüøåâèñòñêóþ äèàëåêòèêó.
Âî-âòîðûõ, ïîðàæàåò ãëóáèíà ìûñëåé âëîæåííûõ Òóðãåíåâûì â óñòà ñâîèõ ëèòåðàòóðíûõ ãåðîåâ. Åñòåñòâåííî, Òóðãåíåâ íå áûë ïðîðîêîì, íî âäóìàéòåñü, êàê îí òî÷íî îïèñàë ñîâñåì íåäàë¸êîå áóäóùåå äëÿ Ðîññèè. Ðîìàí áûë îïóáëèêîâàí â 1861 ãîäó, à îêòÿáðüñêèé ïåðåâîðîò â Ðîññèè ñâåðøèëñÿ â 1917, ïðîøëî êàêèõ-òî íåïîëíûõ øåñòüäåñÿò ëåò. Äëÿ èñòîðèè ýòî ìãíîâåíèå.
Â-òðåòüèõ, âîçíèêàåò çàêîííûé âîïðîñ: «Ïî êîìó äåëàë Ëåíèí ðåâîëþöèþ â Ðîññèè, ïî Ìàðêñó, èëè ïî Òóðãåíåâó?» Äàâàéòå çàäóìàåìñÿ, â 1861 ãîäó â Ðîññèè áûëî îòìåíåíî êðåïîñòíîå ïðàâî, íî íàøè ðåâîëþöèîíåðû âñ¸ ñìîòðåëè íà Çàïàä è æäàëè ðåâîëþöèè ïî èõ îáðàçöó. Íî â 1861 ãîäó äî Ïàðèæñêîé êîììóíû åù¸ íóæíî áûëî ïðîæèòü äåâÿòü ëåò. Àíàðõèñò, ÷ëåí 1 Èíòåðíàöèîíàëà è Ïàðèæñêîé êîììóíû Ýæåí Ïîòüå íàïèñàë çíàìåíèòóþ Ìàðñåëüåçó â 1871 ãîäó. Àðêàäèé Êîö âïåðâûå ïåðåâåë Ìàðñåëüåçó íà ðóññêèé ÿçûê â 1902 ãîäó, è òîëüêî ïîñëå íåñêîëüêèõ åãî ïåðåâîäîâ Ìàðñåëüåçà â ÑÑÑÐ ïðåâðàòèëàñü â ãèìí Èíòåðíàöèîíàëà, à çàòåì è â ãèìí ÑÑÑÐ (1922-1944).
Ñòàðøåå ïîêîëåíèå, ÿ äóìàþ, íå çàáûëè ñëîâà èç òîãî ãèìíà:
Âåñü ìèð íàñèëèÿ ìû ðàçðóøèì
Äî îñíîâàíèÿ, à çàòåì
Ìû íàø, ìû íîâûé ìèð ïîñòðîèì
Êòî áûë íèêåì, òîò ñòàíåò âñåì.
Íåâàæíî ïî êîìó áîëüøåâèêè â Ðîññèè äåëàëè ðåâîëþöèþ, âàæíî òî, ÷òî Òóðãåíåâ âèäåë èñòîêè çàðîæäàþùåãîñÿ äâèæåíèÿ, è ïðàêòè÷åñêè ôèíàë åãî.
À ñåé÷àñ âåðí¸ìñÿ ê äèñêóññèè áðàòüåâ Êèðñàíîâûõ ñ Áàçàðîâûì è Àðêàäèåì. ×èòàòåëü áåç òðóäà íàéä¸ò ñîçâó÷íûå ñëîâà èç ýòîé äèñêóññèè ñî ñëîâàìè ãèìíà â ïåðåâîäå Êîöà. È çäåñü æå âñïîìíèì íàøó ñîâñåì íåäàë¸êóþ èñòîðèþ è ñëîâà Ïàâëà Ïåòðîâè÷à: «Ìàòåðèàëèçì, êîòîðûé âû ïðîïîâåäóåòå, áûë óæå íå ðàç â õîäó è âñåãäà îêàçûâàëñÿ íåñîñòîÿòåëüíûì »
Ïîñëå äåñÿòîé ãëàâû ïîâåñòâîâàíèå â ðîìàíå ïðèîáðåòàåò âêóñ ïðåäûäóùåãî ðîìàíà «Äâîðÿíñêîå ãíåçäî» òå æå ñâåòñêèå âñòðå÷è íà ãóáåðíñêîì óðîâíå, òå æå óæèìêè äàì è öèíèçì ìîëîäûõ ìóæ÷èí. Âûïèòîå øàìïàíñêîå ó ãîñïîæè Êóêøèíîé. Ëüñòèâîñòü Ñèòíèêîâà, áàë ó ãóáåðíàòîðà âñ¸ ýòî óæå çíàêîìî â ìåëî÷àõ. Íî âîò çíàêîìñòâî ñ Îäèíöîâîé âíîñèò íåêîòîðûé ðàçëàä â óìîíàñòðîåíèÿ Áàçàðîâà, è, êîíå÷íî, ÷èòàòåëÿ.
Åãî öèíèçì: «Êàêîå áîãàòîå òåëî! õîòü ñåé÷àñ â àíàòîìè÷åñêèé òåàòð», çàêàí÷èâàåòñÿ åãî ñìóùåíèåì è ïðèçíàíèåì «êàêîé ÿ ñìèðíåíüêèé ñòàë». Áàçàðîâ ïîêà ãîñòèë ó Îäèíöîâîé, íå ãóëÿë îäèí ïî óòðàì è íå «ðåçàë» ëÿãóøåê. Îáðàç Áàçàðîâà, êàêèì åãî íà÷àë ðèñîâàòü äëÿ ÷èòàòåëÿ Èâàí Ñåðãååâè÷, íà÷èíàåò òóñêíåòü è õîòÿ áû â îäíîé æèçíåííîé ïîçèöèè, îòíîøåíèå ê æåíùèíå, ñîâñåì ñêóêîæèâàåòñÿ. Îäèíöîâà îò ñêóêè çàáàâëÿåòñÿ ñ Áàçàðîâûì è ïóòåì íå ñëîæíûõ æåíñêèõ óëîâîê è íàâîäÿùèõ âîïðîñîâ äàåò «ïîíÿòü» Áàçàðîâó, ÷òî îíà ê íåìó ïðèâÿçàëàñü. È âîò òóò âñïëûëà âñÿ íåñîñòîÿòåëüíîñòü «ñèëüíîãî» õàðàêòåðà Áàçàðîâà. Îí îáúÿñíèëñÿ â ëþáâè Îäèíöîâîé. Êîãäà Áàçàðîâ ïîíÿë, ÷òî îí ïîïàë â ðàññòàâëåííûå æåíñêèå ñåòè, è ñðî÷íî ïîêèíóë ãîñòåïðèèìíûé äîì Îäèíöîâîé, îí ïðîäîëæàë õîðîõîðèòüñÿ ïåðåä Àðêàäèåì: «ïî-ìîåìó ëó÷øå êàìíè áèòü íà ìîñòîâîé, ÷åì ïîçâîëÿòü æåíùèíå çàâëàäåòü õîòÿ áû êîí÷èêîì ïàëüöà». Ñëîâà ñòàðûå è ïðèâû÷íûå äëÿ Áàçàðîâà, íî ìíåíèå-òî ÷èòàòåëÿ ìåíÿåòñÿ. Îñíîâà óáåæäåíèé, õîòÿ áû ïî æåíñêîìó âîïðîñó, ó Áàçàðîâà ðóõíóëà.
Òàê êòî æå òàêîé Áàçàðîâ? Îòêóäà îí, êàê íèãèëèñò ïîÿâèëñÿ? Âîò Ñèòíèêîâ, áàçàðîâñêèé ó÷åíèê, ñðàçó ïðèçíàåòñÿ: «Ïîâåðèòå ëè, ÷òî êîãäà ïðè ìíå Åâãåíèé Âàñèëüåâè÷ â ïåðâûé ðàç ñêàçàë, ÷òî íå äîëæåí ïðèçíàâàòü àâòîðèòåòîâ, ÿ ïî÷óâñòâîâàë òàêîé âîñòîðã ñëîâíî ïðîçðåë!»  îñíîâå âñåãî ëåæèò ÷åëîâå÷åñêàÿ ïñèõîëîãèÿ.  ìàññå ëþäåé âñåãäà åñòü ÷åì-íèáóäü íåäîâîëüíûå ëè÷íîñòè, ïðîùå ñêàçàòü íèãèëèñòû, äëÿ òàêèõ ëþäåé íóæåí ïîâîäûðü-ïðîïàãàíäèñò. Äëÿ Ñèòíèêîâà è Àðêàäèÿ Êèðñàíîâà òàêèì ïðîïàãàíäèñòîì ñòàë Áàçàðîâ. Áàçàðîâà «çàðàçèë» ýòîé áàöèëëîé êòî-òî äðóãîé, èëè êíèãè, îïðåäåë¸ííîãî ñîäåðæàíèÿ. Äëÿ íàãëÿäíîñòè ñòîèò ïî÷èòàòü ïîâåñòü Ñîôüè Êîâàëåâñêîé «Íèãèëèñòêà» è ïîíÿòü êàê ýòî ïðîèñõîäèò.
Òóðãåíåâ â ñâîèõ ðîìàíàõ ïðîâîäèò ñâîåãî ðîäà ëèòåðàòóðíîå èññëåäîâàíèå ïðîáëåìû çàðîæäåíèÿ ðåâîëþöèîííîãî äâèæåíèÿ â Ðîññèè, õîòÿ â ÷åòûðåõ ðîìàíàõ îí ñëîâ «ðåâîëþöèÿ» «ðåâîëþöèîíåð», íå èñïîëüçóåò. Âìåñòî ýòîãî îí ââîäèò â ëèòåðàòóðíûé îáîðîò ïî÷òè çàáûòîå ñëîâî «íèãèëèñò». Ïîñëå îïóáëèêîâàíèÿ ðîìàíà ýòî ñëîâî ñòàëî ïîïóëÿðíî, ñ êàêèì-òî íåãàòèâíûì îòòåíêîì, äàæå ñ êàêèì-òî íå î÷åíü ïðèÿòíûì çàïàõîì, êàê ó Â. Äàëÿ: «Íèãèëèçì áåçîáðàçíîå è áåçíðàâñòâåííîå ó÷åíèå, îòâåðãàþùåå âñ¸ ÷åãî íåëüçÿ îùóòèòü».
Ïóáëèêàöèÿ ðîìàíà «Îòöû è äåòè» ñîâïàëà ñ òàêèì âàæíåéøèì ñîáûòèåì â èñòîðèè Ðîññèè, êàê îòìåíà êðåïîñòíîãî ïðàâà. Åñëè äî ýòîãî ñîáûòèÿ «íèãèëèñòû» â îñíîâíîì æèëè è ïðîïîâåäîâàëè çà ãðàíèöåé è ñðåäè äâîðÿíñêîé èíòåëëèãåíöèè, òî ïîñëå ôåâðàëÿ 1861 ãîäà ïîëèòè÷åñêàÿ îáñòàíîâêà â ñòðàíå ðåçêî èçìåíèëàñü.
Ñîáûòèÿ 1812 è 1825 ãîäîâ âñêîëûõíóëè ñàìîñîçíàíèå òâîð÷åñêîé èíòåëëèãåíöèè, íà÷àëè áóðíî ðàçâèâàòüñÿ âñå íàïðàâëåíèÿ ðóññêîé êóëüòóðû. 1861 ãîä, ìîæíî ñ÷èòàòü ãîäîì îòñ÷¸òà â ðàçâèòèè îáùåñòâåííîé è ïîëèòè÷åñêîé æèçíè ñòðàíû, ãîäîì, êîãäà ïîëèòè÷åñêàÿ æèçíü êàê áû âûïëåñíóëàñü íàðóæó.
Òóðãåíåâ â ñâîèõ ðîìàíàõ ïîêàçàë äèíàìèêó ðàçâèòèÿ ýòîãî íà÷èíàþùåãî äâèæåíèÿ. Ðóäèí áóíòàðü îäèíî÷êà, áåç öåëè è çíàíèé, ìå÷åòñÿ ïî æèçíè è ïîãèáàåò, íå ïîíÿâ, ðàäè ÷åãî îí îòäàë ñâîþ æèçíü.  ðîìàíå «Äâîðÿíñêîå ãíåçäî» Ìèõàëåâè÷ óõîäèò â íàðîä, è åãî îáðàç íå ðàñêðûò â ðîìàíå.  ðîìàíå «Íàêàíóíå» áîëãàðèí Èíñàðîâ ñòîèò âî ãëàâå òàéíîé îðãàíèçàöèè, êîòîðàÿ ãîòîâèòñÿ ê îñâîáîæäåíèþ Áîëãàðèè îò òèðàíèè òóðîê. Íî ýòî åù¸ íå ðóññêèé ÷åëîâåê áîëãàðèí, â Ðîññèè åù¸ íåò òàêèõ ñèë, ÷òîáû âûñòóïèòü îòêðûòî, íî ñðåäè ðóññêîãî äâîðÿíñòâà ïîÿâëÿþòñÿ îòäåëüíûå ëþäè ãîòîâûå ïîäíÿòüñÿ íà áîðüáó Åëåíà Íèêîëàåâíà Ñòàõîâà, íî çäåñü â îñíîâå äóøåâíîãî ïîðûâà Åëåíû ëåæèò ÷óâñòâî, à íå îñîçíàííîå äåéñòâèå. Âñå ýòè ãåðîè ñâîåãî ðîäà íèãèëèñòû.
 ðîìàíå «Îòöû è äåòè» Áàçàðîâ äîìîðîùåííûé íèãèëèñò, â êíèãå íåò ñâåäåíèé, ÷òî îí æèë çà ãðàíèöåé, íî îí íà÷èòàí è ïðåäïî÷òåíèå îòäàåò èíîñòðàííîé ëèòåðàòóðå. Çíà÷èò, èäåè íèãèëèçìà ñòàëè ïðèæèâàòüñÿ íà íàöèîíàëüíîé ïî÷âå. Îäíàêî Áàçàðîâ, êàê è ëèòåðàòóðíûå ãåðîè ïðåäûäóùèõ ðîìàíîâ íå èìååò íèêàêèõ ðåçóëüòàòîâ ñâîåãî íèãèëèçìà. Åãî óñïåõ òîëüêî â òîì, ÷òî îí èìååò îäíîãî ïîñëåäîâàòåëÿ Ñèòíèêîâà, äà è òîò ãëóï, Àðêàäèé îò íåãî îòâåðíóëñÿ. Áàçàðîâ äàæå êàêîãî-òî îòäåëüíîãî ñïëî÷¸ííîãî êðóæêà íèãèëèñòîâ ñîçäàòü íå ñìîã.
Æèçíåííûå ïåðñïåêòèâû Áàçàðîâà âåëèêè, êàê ãîâîðèë Àðêàäèé â ðàçãîâîðå ñ îòöîì Åâãåíèÿ, íî â êàêîé îòðàñëè äåÿòåëüíîñòè, îí òàê îïðåäåëèòü è íå ñìîã.
È åù¸ íà îäèí ìîìåíò õîòåëîñü áû îáðàòèòü âíèìàíèå, ïî÷òè âñå ëèòåðàòóðíûå ãåðîè ìóæ÷èíû â ðîìàíàõ Òóðãåíåâà ïîãèáàþò: Ðóäèí íà áàððèêàäàõ, Èíñàðîâ óìèðàåò îò áîëåçíè, Áàçàðîâ îò çàðàæåíèÿ òèôîì. Ñëó÷àéíî ëè ýòî? Ïî ìíåíèþ àâòîðà ñòàòüè íå ñëó÷àéíî. Íà ìîìåíò ïóáëèêàöèè ðîìàíîâ â Ðîññèè íå ñóùåñòâîâàëî, ñêîëüêî íèáóäü îðãàíèçîâàííîãî íèãèëèñòè÷åñêîãî (ðåâîëþöèîííîãî) äâèæåíèÿ, à áîðüáà îäèíî÷åê âñåãäà îáðå÷åíà íà ïîðàæåíèå îòñþäà è ôèíàë æèçíè ëèòåðàòóðíûõ ãåðîåâ Òóðãåíåâà.
Ïîñëå ïóáëèêàöèè ðîìàíà «Îòöû è äåòè» àâòîðèòåò Òóðãåíåâà, êàê ëèòåðàòîðà, çíà÷èòåëüíî óêðåïèëñÿ, íî, êàê è áûâàåò â ðåàëüíîé æèçíè, ó Òóðãåíåâà ïîÿâèëèñü ñòîðîííèêè è ïðîòèâíèêè. Ñëîâà «íèãèëèñò» è «áàçàðîâùèíà» ñòàëè íåîòðûâíûìè îò èìåíè Òóðãåíåâà.
Âîïðîñ êòî òàêîé Áàçàðîâ îñòàëñÿ îòêðûòûì. Íî çäåñü óìåñòíî âñïîìíèòü Âëàäèìèðà Ôåäîðîâè÷à Îäîåâñêîãî: «Ïðèõîäèò íà óì: íå øàðëàòàí ëè Áàçàðîâ? (Íå ýòó ëè ìûñëü àâòîð õîòåë âûãîâîðèòü â õàðàêòåðå Áàçàðîâà»)
Íå áóäåì ñïåøèòü ñ îòâåòîì âïåðåäè ó íàñ åù¸ äâà ðîìàíà Òóðãåíåâà «Äûì» è «Íîâü».
Источник